Повесть о настоящем пиплхейте

Самое важное в терроре — четкость критериев. То, за что тебя будут бить. Террор без принципов приводит просто к озлоблению. Нельзя называть себя революционером, если тобой движет, без всякой идеалистической цели, только жажда мщения и желание самоутвердиться. При таком раскладе ты просто обиженный подросток, которому не дала первая любовь.

Мы, пиплхейтеры, такие? Да чего кривить душой, еще хуже.

Думая об этом я смотрю на Фугаса. Он в последнее время развеян непонятным для меня весельем. Он точно стал собственным антиподом. Знать бы из-за чего? У каждого из нас есть комплекс, из-за которого мы перестали быть 'нормальными' с точки зрения обывателей. Это начало пути в никуда.

Поэтому наш язык — это голос силы, мускул и стали. Мы и мыслим пафосом, иначе разочаруемся в себе. Надо придумать как можно больше лозунгов. Сила для молодых. Россия для русских. Москва для москвичей. Звонок для учителя.

Русский Марш, по непонятной прихоти властей, окончился рядом с рынком. Вокруг него дежурили полицаи, но банду глуповатых скинхедов, словно явившихся в мир из девяностых, не могла остановить такая мелочь. Наша ячейка смотрится среди Белой вороной. Одеты как обычные граждане. У нас приличный вид, но неприличные мысли. И, разумеется, Алекс командует. После того, как он победил в шуточной дуэли, он вновь завоевал наше доверие. С его видео лежала половина рунета:

— Как только зажжётся зелёный, все с криком бегут через дорогу на рынок. Абсолютно все. Пробегаем его насквозь, и дальше идём, как ни в чем не бывало. Малыми группами в разные стороны.

Это мы придумали акцию по разгрому рынка.

Светофор подмигнул малахитовым глазом. Бежим — ноябрьский ветер в ушах. Располосованная зебра под ногами сменяется стылой грязью, и серые бобики, с серыми полицаями внутри, и с серыми матюгальниками снаружи, не успевают за нами. Рынок разрастается кучей вонючих павильонов. Вонь от самсы и паленых китайских диванов. Наша группа бежит впереди всех, будто испив отвар из мухоморов, и напоминает берсерков.

— Вперед!!!

На пути несущейся русской орды, в которой проснулись скифы, вырастает обезумивший торговец. Он один посреди открытого пространства и, делая то шаг вперед, то назад, будто танцуя сальсу, с ужасом смотрит на приближающийся к нему погром. Он вертится вокруг своей оси, делает пируэты и па, держит апломб и совершает могучие арабески. Он не знает, куда бежать, поэтому хочет ввинтится в землю. Ещё немного и он станет Нижинским или танцором, которому ничего не мешает.

Меня на бегу разбирает хохот и, держась за живот, я пробегаю мимо сошедшего от страха абрека. Его никто не тронул, и я чувствую, что несчастного хача ждёт большое танцевальное будущее. Он, замерев на месте, смотрит в спины двадцати здоровым лбам, с улюлюканьем несущихся дальше. Входя, как нож в масло, мы разрезаем рынок, который уже наводнили полицаи. Боны, потерявшие наше мудрое руководство, сами бредут им в руки. Их ловят, дают подзатыльник, и сковывают наручниками.

Из-за угла мы видим, что скинхедов, как арбузы на бахче, погружают в бобики.

— Модераторы забанили флудеров, — пошутил Алекс, — а мы с вами читеры.

Глава 19

Страшная тайна Торвальда

Отдохнув на праздники, труд позвал нас на улицы. Фугас, как и всегда в последнее время, не пришёл на наш промысел, и я мог довольствоваться компанией Алекса и Тора.

— Долго еще? Холодно.

Заиндевевшая на листьях осень, покрывала тенью фигуры, спрятавшиеся от белого взгляда фонарей. Они ненавидели город, который плыл в стылой предзимней мгле. Дома уже выссали душу в этот пьяный вечер, и разбитые мечты застыли в скованных ночным морозцем лужах. Чтобы скоротать ожидание около одной из пивных, Алекс спросил:

— В чём наша цель, Тор?

Соратник разлепил губы, и показалось, что хрустнули желваки:

— В том, чтобы мстить. Миру, грязному обществу, государству. Русским. Свиньям и выблядкам. Шлюхам системы. Мстить за то, что они предали саму идею сверхчеловека. Люди виноваты в этом лишь по факту своего рождения и бездействия.

Алекс поморщился:

— Так всё же, скажи конкретно, в чем наша цель, Тор?

После этой фразы, Тор впервые на моей памяти закашлялся, и выдавил из себя на землю густой, жабий комок слизи:

— Как в чём? В том, чтобы всех убить.

Даже в темноте, скрывающей фигуру, как мексиканец наркотики, можно было разглядеть, что сегодня северный гигант раздражен больше, чем обычно. Я знаю, в рукаве его куртки торчит короткая стальная тросточка, куда он влил тяжелый свинец, и боюсь, как бы он не проломил нам с Лёхой головы. В последнее время я заметил странную закономерность: чем веселее и общительнее становился Фугас, тем затворнически вёл себя Торвальд.

Как раз в этот момент из зловонного бара вышла покачивающаяся фигура, застегнувшая сначала ширинку, а потом молнию на куртке. Она долго, будто бы решала теорему Ферма, пыталась закурить, а затем двинулась по улице. Темнота не давала шанса различить лицо пьяни, но это было неважно.

— Его, — коротко сказал Тор.

— Да.

Наши фигуры отделились из тени и последовали за алкоголиком.

— Смерть свиньям, — захрипел Тор.