В Златополе Игнат Владимирович также хотел создать подпольную группу, но оттуда пришлось поспешно уехать из-за непредвиденного обстоятельства…
В село добрались поздно вечером. Сильный ветер гнал по улице колючий снег, наметал сугробы, в которых и так уже утопали маленькие деревянные домишки.
Петя Нечаев остановил лошадь у чьей-то ограды, спросил:
— Где ночевать будем, Игнат Владимирович?
— Где-то надо, — ответил Громов и, выскочив из кошевы, осмотрелся.
На улице — ни души, в домах не светится ни одного огонька. Но вот совсем рядом заскрипел снег, и появилась женщина, закутанная в шаль, с ведром воды в руке.
— Хозяюшка, — остановил её Громов, — переночевать не пустишь?
Она потопталась на месте в нерешительности и ответила на неправильном украинском языке:
— Та, ей-богу, не знаю. Чиловика дома не мае.
Игнат Владимирович ей в тон:
— Вот и гарно. Веселее будет.
Она махнула рукой.
— Та заизжайте вон у ту хату.
Женщина пошла вперёд, открыла ворота и дождалась, когда кошёвка въехала во двор. Петя быстро отпряг лошадь, поставил её в сарай и, подбросив сена, вошёл в избу вслед за Громовым.
Изба небольшая, из двух комнат, но чистенькая и опрятная. На стене висят два портрета каких-то бородатых мужчин в генеральских мундирах, божница полна икон, на полочках — салфетки, расшитые по-украински красными петухами.
Хозяйка вскипятила самовар, пригласила:
— Це, кажу, садитесь. Змерзли.
Громов с Нечаевым уселись за стол и с наслаждением, после нескольких часов, проведённых на морозе, стали пить чай. Хозяйка молча с любопытством посматривала то на того, то на другого. Такого богатого и необыкновенного человека, как Громов, она у себя в доме видела впервые. А что он необыкновенный, это уж так: вон и костюм на нём бархатный, и на глазах какие-то стёклышки, и бородка по-городскому клинышком подстрижена.
— А це, кажу, — сказала она на коней, — если я вас спытаю, обижаться не будете?
— Нет, зачем же обижаться, — ответил Игнат Владимирович.
— Кажуть, царя убили. То верно?
— Убили. В Екатеринбурге [10]
.— Ох ты, господи! — воскликнула хозяйка. — Как же мы без царя жить будемо. Кто же мужиками править станет? Не-ет, без царя не можно…
— Управятся и без него, — улыбнулся Громов, а хозяйке показалась, что эта улыбка страдальческая.
— Управлялись. А теперь не справились — новую класть поставили.
Громов пытался объяснить, почему это так случилось, но хозяйка его не слушала, печально посматривала на него большими, ясными глазами.
Игнат Владимирович чувствовал, что ей хочется ещё что-то спросить, но она никак не может насмелиться. Наконец она переборола робость и сказала:
— А це, кажу, ще раз спытаю, обижаться не будете?
— Спытай.
— А не вы царь будете?
Игнат Владимирович поперхнулся чаем и рассердился:
— Да говорю же тебе, что его расстреляли.
— Нет, вы надо мной насмехаетесь. Не можно его расстрелять, — упрямо твердила хозяйка. — Мабуть, вы царь.
Громов про себя подумал: «Надо уезжать, а то разболтает по селу, что у ней царь живёт, как бы неприятности не нажить», — и сказал Пете:
— Запрягай, поедем.
Нечаев сходил во двор, запряг лошадь и доложил:
— Готово, Евдоким Семеныч.
Громов стал одеваться, а хозяйка уговаривала:
— Кажу, обиделись на меня. Не ездите, змерзните. Буря-то какая…
— Нет, нельзя, — заметил Игнат Владимирович. — Спасибо за чай.
Они быстро распрощались с хозяйкой и уехали.
Зима была на исходе — стоял февраль 1919 года. Однако ещё неистовствовали метели, и морозы не сдавали. Побывав во многих деревнях, а также в Семипалатинске, Славгороде и Рубцовке, Громов с Нечаевым приехали в село Обиенное (Селиверстово), где, как им сообщили, действует не то партизанский отряд, не то большая подпольная группа. В Семипалатинске и Славгороде они связались с подпольными организациями, а в Рубцовке установить связь не удалось. Явочная квартира провалилась, а её хозяин «Николай Беспалов» арестован колчаковцами и расстрелян.
В Обиенном жил сослуживец Громова по армии Василий Иванович Тырин. Игнат Владимирович знал, что он эсер, однако решил остановиться именно у него: меньше будет подозрений.
У первого повстречавшегося крестьянина спросил:
— Не подскажете, где Тырин живёт?
Крестьянин показал на новый крестовый дом, выделявшийся резной отделкой среди старых, покосившихся избушек.
— Вон тот домина, с петухами. А самого-то его в лавке сейчас можно найтить… Торгует…
Громов заколебался: уж что-то больно разбогател Тырин, как бы не сказалась его кулацкая натура, а то по старой дружбе и выдаст колчаковской милиции. Однако решил: будь что будет, пока не у кого пристанища искать.
Подъехали к лавочке. Хозяина в ней не оказалось — торговала дочка.