Читаем Повесть о партизане Громове полностью

А в это время первый, шестой и седьмой партизанские полки после выполнения заданий соединились в Селиверстово. Три дивизиона 6-го Кулундинского полка и эскадрон 2-го Славгородского полка под командой Шевченко, рослого, крепкого украинца с длинными, как у сечевика, усами и с вечной люлькой во рту, за что партизаны звали его "Тарас Бульба", только что вернулись из Новичихи. Совершив обходный рейд, они неожиданно напали на это село и разгромили резервы генерала Матковского, уничтожив около четырёхсот человек и захватив большие трофеи, в том числе 6 исправных пулемётов и 15 двуколок с патронами.

7-й полк "Красных орлов" под командой Колядо после трёхдневного боя в селе Павловском не успел вовремя прибыть в Мельниково, по пути налетел на двигавшихся в Солоновку пулемётную команду и взвод прикрытия 46-го полка и опрокинул их в Горькое озеро, также захватив большие трофеи.

Нужна была передышка — партизаны были измучены, но в Селиверстово их уже ждал посыльный от командования с приказом ударить на рассвете 15 ноября в тыл белым. Нужно было спешить — и пачки ночью двинулись на Солоновку.

А в Солоновке к этому времени сложилась тяжёлая обстановка. Белые, не сумев прямой атакой выбить из обороны партизан, предприняли обходной манёвр и по сути дела окружили село.

Солоновка была очень важным рубежом обороны. Сама природа сделала её таким. Южная и восточная окраины села окаймлены цепью мелких озёр, соединённых перешейками, заросшими лесом, а дальше протянулся густой бор. С запада и северо-запада раскинулась ковыльная степь. На юго-западе большую площадь перерезала широкая лощина. Потерять этот рубеж значило отдать преимущество в руки врага.

Понимало это и белогвардейское командование, и поэтому решило во что бы то ни стало взять Солоновку. Заняв дороги на Вознесенское и Егорьевку, 46-й Томский полк сомкнутым строем, без перебежек, двинулся на партизанские окопы. Это была "психическая" атака (которые в ту пору у белогвардейцев пользовались почётом и считались чуть ли не верхом военного искусства офицеров и пределом героизма солдат).

На этот опасный участок к перешейкам партизанское командование перебросило мадьярскую роту Макса Ламберга, подкреплённую пулемётной командой.

— Огонь открывать не торопись, — предупредил командира роты Громов. — Подпускай вплотную и тогда сыпь из всех стволов, от "психов" только щепки полетят.

— Это понятно, — улыбнулся Ламберг.

Интернациональная рота быстро заняла окопы, приготовилась к встрече белогвардейцев.

Чётко отбивая шаг, держа равнение, как на параде, идут колчаковцы. Винтовки на весу, штык в штык. Вот уже можно различить перекошенные злобой лица…

— Пора! — тихо говорит Максу Ламбергу Андрей Ковач.

— Сейчас, — согласно кивает головой Макс Ламберг и подаёт условный сигнал: "Огонь!"

Наперебой зататакали пулемёты, винтовочные выстрелы слились в один несмолкаемый залп. И же белогвардейская цепь изломалась, смялась.

Колчаковцы залегли. А в это время Мамонтов, как и под Сидоровском, пустил с южной опушки Касмалинского бора в обход тысячную конницу беженцев, вооружённых палками, дубинками, вилами и топорами, подкреплённую небольшим количеством партизан, вооружённых винтовками.

Вид широко раскинувшейся лавины конников, топот мчащихся на галопе лошадей, от которого, казалось, содрогается земля, как и следовало ожидать, нагнал на "психов" такого страха, что они в панике бежали под прикрытие леса.

Ночью в тыл колчаковцам зашли полки Кожина, Шевченко и Колядо, образовался "слоёный пирог": белые окружили партизан, а партизаны, в свою очередь, окружили белогвардейцев.

Ещё было темно, когда первый, шестой и седьмой полки пошли в атаку. Белые повернули пушки и пулемёты в их сторону и засыпали партизанские цепи пулями и снарядами. Многие погибли, раненых едва успевали отправлять на перевязочный пункт в Селиверстово. Партизаны залегли, прячась за буграми и другими естественными укрытиями.

Кинувшиеся на помощь 4-й Семипалатинский и 5-й Степной полки также были встречены плотным огнём белых и вынуждены были вернуться в окопы.

Мороз стал крепчать, а партизаны лежали на мёрзлой земле, покрытой тонкой коркой льда. Из батальонов 1-го Алтайского полка стали поступать донесения: "Под партизанами подтаивает снег, кое-кто обморозился". Однако командир 2-й дивизии Львов-Иванов приказал:

— Подниматься запрещаю. Пусть все лёжа кричат "ура", теплее будет, а беляки запасы патронов порастрясут, думая, что их атакуют.

Команда комдива быстро стала передаваться по цепи. В расположении первого полка рвануло мощное "ура". Только до полка "Красных орлов" эта команда "не дошла". Услышав крики "ура" со стороны соседнего полка, Колядо подумал, что соседи бросились на противника, и поднял своих партизан в атаку. Подавшись вперёд в седле, с саблей в руке, с красной лептой через плечо (ленту ему подарили в знак высокого уважения рабочие села Павловского), командир полка вёл за собой партизан-кавалеристов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Том II
Том II

Юрий Фельзен (Николай Бернгардович Фрейденштейн, 1894–1943) вошел в историю литературы русской эмиграции как прозаик, критик и публицист, в чьем творчестве эстетические и философские предпосылки романа Марселя Пруста «В поисках утраченного времени» оригинально сплелись с наследием русской классической литературы.Фельзен принадлежал к младшему литературному поколению первой волны эмиграции, которое не успело сказать свое слово в России, художественно сложившись лишь за рубежом. Один из самых известных и оригинальных писателей «Парижской школы» эмигрантской словесности, Фельзен исчез из литературного обихода в русскоязычном рассеянии после Второй мировой войны по нескольким причинам. Отправив писателя в газовую камеру, немцы и их пособники сделали всё, чтобы уничтожить и память о нем – архив Фельзена исчез после ареста. Другой причиной является эстетический вызов, который проходит через художественную прозу Фельзена, отталкивающую искателей легкого чтения экспериментальным отказом от сюжетности в пользу установки на подробный психологический анализ и затрудненный синтаксис. «Книги Фельзена писаны "для немногих", – отмечал Георгий Адамович, добавляя однако: – Кто захочет в его произведения вчитаться, тот согласится, что в них есть поэтическое видение и психологическое открытие. Ни с какими другими книгами спутать их нельзя…»Насильственная смерть не позволила Фельзену закончить главный литературный проект – неопрустианский «роман с писателем», представляющий собой психологический роман-эпопею о творческом созревании русского писателя-эмигранта. Настоящее издание является первой попыткой познакомить российского читателя с творчеством и критической мыслью Юрия Фельзена в полном объеме.

Леонид Ливак , Николай Гаврилович Чернышевский , Юрий Фельзен

Публицистика / Проза / Советская классическая проза