Повесть о пережитом

Харбин. 18 марта 1927

– Отстань, сопляк, много ты понимаешь. Хочешь, чтобы меня в Сумбей загнали?

Собравшись с духом, Советский Союз нанес-таки свой ответный удар. Где-то в районе Цицикара и Хайлара тяжелые бомбардировщики впервые за эту войну сбросили на голову военного сброда, затеявшего эту провокацию, бомбы весом в тонну каждая. Об этом «варварстве» мы узнали из газет. Но конфликт сразу погас. На всё про всё ушло несколько месяцев.

За все ошибки нужно платить. Большая беда не заставила себя долго ждать. Последствия конфликта тяжелым катком прокатились по нашей семье. В Сумбее никто не умер. Все вернулись на свои места, получили солидную компенсацию, а отца и таких, как он, выгнали с работы и выкинули из казенных квартир буквально на улицу под зловещее улюлюканье торжествующих соседей. Вот тогда я сам услышал то, что до этого говорилось шепотом.

– Белогвардейцев подкармливали!

– Для белых офицеров концерты устраивали!

– Ребенка в музыкальный кружок не водили!

Таким запомнился 1929 год. Начались скитания безработного отца по городу, где своих безработных хватало с избытком. Ютились мы по разным квартирам. Вроде договоримся с хозяином, но как только узнают, что мы советские подданные, так предлагают выметаться. Был случай, когда хозяин устроил нам «вышибон» среди зимы. Также преследовали отца, если ему удавалось найти временную работу. Словом, помытарились и помучились «от души».

Из престижного и благоустроенного Нового Города перебрались мы в Нахаловку – район люмпенов и босяков. С трудом нашли квартиру из двух маленьких комнатушек и кухни за 10 рублей в месяц.

Отец – безработный

Улица, на которой мы поселились, называлась Первая Деповская. Она отделяла множество железнодорожных путей от маневровой горки, расположенной на естественно высокой части города, переходящей в Пристань. Отец пошел на курсы шоферов и быстро их закончил. Помогли реальное училище и знание механики. Получил права на вождение автомобиля и взял в аренду старенький «форд», чтобы начать работать таксистом. Условия аренды казались мне жестокими. Каждый день нужно было отдавать хозяину четыре рубля. Расходы на бензин, масло, мелкий ремонт его не касались. За десять, а иногда и больше часов работы после всех вычетов на руках оставалось около двух рублей. В свободное от учебы время я как мог помогал отцу. Мои обязанности назывались «хапала» (с ударением на первом «а»). Мне полагалось найти, «вычислить» пассажира и убедить его, что ему нужно сесть именно в машину моего отца. Открыть дверцу и даже слегка подтолкнуть нерешительного пассажира занять место. А если «фраер» высунулся на улицу с кучей чемоданов, то я должен был опередить десяток таких же, как я, «хапал», работающих на других шоферов, чтобы успеть закинуть его багаж в нашу легковушку. В одиннадцать лет я успешно овладевал основами психологии поведения взрослых, разгадывая потенциального пассажира в случайном прохожем.

Заметил я как-то, что отец не хочет брать меня с собой на работу, хотя перед этим говорил, что с моей помощью заработок у него увеличивается в полтора раза. Стал он сумрачным, раздражительным. По ночам разворачивал свернутую в трубку миллиметровку, на которой аккуратно записывал расходы за день, связанные с автомобилем, долго смотрел на сложенные столбиками вырученные монеты и смятые бумажные рубли. Молчал. Мы догадывались, что происходят какие-то неприятные события, ждали, когда отец сам что-нибудь расскажет.

Пришел 1932 год. Снова запахло порохом. На этот раз в роли провокаторов, не скрываясь, выступали японцы. Однажды на поле в районе Чен-ян-хе сел на вынужденную японский военный самолет. Самый маленький биплан, на два места. Военным он стал потому, что покрасили его в защитный цвет, нарисовали большие красные круги на хвосте и крыльях да еще пристроили пулемет у второго сиденья. Со всех сторон из города побежали к нему толпы людей и, конечно, ребятишек. В 1932 году немногие видели самолет. Сразу же к нему подкатила машина какого-то японского представительства, сняли пулемет, забрали с собой летчика и второго пилота и уехали. Доблестное русское казачество обнесло самолетик колышками и выставило караул. Потом караул сняли, предупредив народ, что к самолету подходить нельзя, так как его будут взрывать. Дескать, военный объект не должен достаться противнику. Установили часовую мину и уехали, а народ кинулся растаскивать самолет на сувениры. В это время раздался взрыв, причем такой силы, что в городе было слышно. Погибло несколько человек, десятки оказались ранеными. Кому это было нужно? Кто ответит за такое преступление? В ответ – молчание.

Отец в автомобиле

Харбин. 1930-е