Повесть о Скандербеге

В связи с историческими условиями албанские феодалы оказались стесненными между двумя могущественными силами своего времени — военно-феодальным Османским государством и не менее опасной мощью золота, накопленного венецианскими патрициями. Албанским владетелям, раздираемым междоусобиями, вечно нуждавшимся в деньгах, в условиях турецкой угрозы венецианское золото нанесло не меньший урон, чем напор османов. Они распахнули двери перед венецианцами, даровали им привилегии в своих землях, наконец, продали им свои главные города (Георгий Топия — Дуррес в 1392 г., Балша II — Шкодер, Дришти и т. д. в 1396 г.. Прогон Дукадьин — Леш). Завладев в Албании важными позициями, венецианцы подвергли население хищнической эксплуатации. Венецианский сенат пускал в ход тайные дипломатические интриги и пользовался деньгами, чтобы сеять рознь между албанскими феодалами, подчинить их своему влиянию на правах вассалов, затрудняя их самостоятельную внешнюю политику, — и все это с целью воспрепятствовать образованию крупных политических объединений, которые могли бы представлять опасность для венецианских владений в Албании. В. Макушев указывает, что венецианское господство стало главным препятствием для общественного развития стран Адриатики. Венеция стала настоящим хищником, высасывающим все соки из подчиненных ей стран.[209] Сенат, не колеблясь, прибегал ради своей выгоды к прямому сотрудничеству с турками, как то было во время длительной войны с Балшей III — опасным соперником венецианцев в северной Албании, против которого Светлейшая республика восстанавливала не только его соседей, но и турок, владевших Скопле.[210] Венецианская политика в Албании была сильным подспорьем для турецких захватчиков: вызывая раздоры между албанскими феодалами, она препятствовала объединению их сил против главного врага как раз в самый подходящий для этого момент — после 1402 г. Немного лет спустя османы начали новое наступление с тех опорных пунктов, которые они сохранили в Македонии.

От зажатых между двумя жерновами наиболее могущественных феодальных государств Албании в первое двадцатипятилетие XV в. сохранились только остовы. Дробление шло все интенсивнее. Очень скоро албанские феодалы осознали печальную истину, а именно, что отныне их османские «союзники» — просто-напросто захватчики и что отныне их так называемую «помощь» придется оплачивать. В промежутке между 1414 и 1423 гг. в замках и главных городах снова засели турецкие гарнизоны и губернаторы — на юге, на севере и на востоке, от Аргирокастро, Влоры и Канины, от Берата до Круи, Даньо и Светиграда все князья один за другим подчинились султану. Первоначально захватчики не лишали их власти, довольствуясь лишь принятием ряда мер, ограничивавших им свободу действий. Но нетрудно было понять, что дальнейшим шагом окажется полная ликвидация их господства, как это произошло в соседней Македонии и в Болгарии.

Как же повел себя господствующий класс феодалов, очутившись в таком положении? Он не проводил единой для всех линии поведения. Одни стали на путь открытой измены, с самого начала телом и душой предались захватчикам, чтобы, войдя в качестве ренегатов в состав османского господствующего класса, обрести возможность уже в иных формах продолжать феодальную эксплуатацию. Иоанн Музаки в своих «Воспоминаниях» сопровождает имена многих дворянских родов Албании кратким замечанием: «si a fatto turco» («потурчился», стал турком).[211] Но большинство владетелей еще пытались как-то маневрировать, избегая принять одно из двух решений: беспощадную борьбу или ренегатство. Господствующий класс был не в состоянии объединиться и призвать народные массы к открытой борьбе с захватчиком. Он боялся народа. Но в то же время он не желал уйти с политической арены, не попытавшись оказать хоть какое-то сопротивление. Представители его вступали в схватку поодиночке, используя свои конные отряды, но враг неизменно одерживал верх. Феодалы вынуждены были принимать турецкие гарнизоны в свои собственные замки и города, платить дань, идти со своими войсками на службу к султану, отдавать своих детей или же сами отправляться в качестве заложников к его двору, а оказавшись в безвыходном положении, делать вид, будто изменяют своей вере.

Не было недостатка и в случаях, когда такие феодалы благодаря поддержке султана присваивали себе земли, прежде им не принадлежавшие. В то же самое время они выжидали какого-нибудь поворота, изменения обстоятельств, могущего прийти из-за рубежа. А на всякий случай хлопотали об обмене угрожаемых владений на более надежные и обеспечивали себе права гражданства в каком-либо итальянском или далматинском городе.

Таким-то образом в пределах возможного и лавировали в течение первых тридцати лет XV в. род Зеневисси в Чамурии, Георгий Арианити Комнен Топия в центральной и южной Албании, семейство Дукадьинов на севере и северо-востоке и Иоанн Кастриот в Мати и Дибре.