Повесть о Сонечке

(С сияющими глазами:) Вытянула. Он не смог, я - смогла. Никогда не узнал. Все честь честью. И строгий отец генерал в Москве, который даже не знает, что я играю: я будто бы у подруги (а то вдруг вслед поедет, ламповщиком сделается?) - и никогда не забуду (это не наврала), и когда уже поезд трогался - потому что я на людях никогда не целуюсь - поцеловала его розы в окне... Потому что, Марина, любовь - любовью, а справедливость - справедливостью. Он не виноват, что он мне больше не нравится. Это не вина, а беда. Не его вина, а моя беда: бездарность. Все равно, что разбить сервиз и злиться, что не железный.

А пьеса - когда мы так друг в друга влюбились - была Юрия Слезкина. Смешное имя? Как раз для меня. Мне даже наш антрепренер сказал: ?Маленькая Сонечка, вы все плачете, вот бы вам замуж за Юрия Слезкина?. (Деловито:) А он, вы не знаете, Марина, - старик?

(Знаю, что разбиваю единство повествования, но честь - выше художества.

Это ?еще понравься!? - мой второй плагиат.

Как та чахоточная, что в ночь Стонала: еще понравься!

И, дальше:

Как та чахоточная, что всех Просила: еще немножко Понравься!..

И - конец:

Как та с матросом - с тобой, о жизнь, Торгуюсь: еще минутку Понравься!..

Так, в постепенности, дана и сохранена, пронесена сквозь стихи и допроизнесена вся Сонечкина просьба. Ибо, будь Сонечка старше, она бы именно так - кончила.)

========

- Ну, Сонечка, дальше про Стаховича. Кроме поклонов о чем еще были эти уроки?

- Обо всем. Например - как надо причесываться. ?Женская прическа должна давать - сохранять охранять форму головы. Никаких надстроек, волосы должны только - и точно - обрамлять лица, чтобы лицо оставалось - главным. Прямой пробор и гладкие зачесы назад, наполовину прикрывающие ухо: как у вас - Голлидэй, Соня?. - ?Алексей Александрович! А ведь у меня... не очень гладко!? - я, смеясь. - ?Да, но это - природные завитки, потому что у вас природная волна, и рама остается, только - немножко - рококо... Я говорю об общей линии: она у вас проста и прекрасна, просто - прекрасна?. (О, Марина, как я в эти минуты гордилась! Потому что я чувствовала: он меня не только из тех, что перед ним, а из всех, что за ним выделяет!)... Еще о том, как себя вести, когда, например, на улице падает чулок или что-нибудь развяжется: ?С кем бы вы ни шли - спокойно отойти и не торопясь, без всякой суеты, поправить, исправить непорядок... Ничего не рвать, ничего не торопить, даже не особенно прятаться: спо-койно, спо-койно... Покажите вы, Голлидэй! Мы идем с вами вместе по Арбату, и вы чувствуете, что у вас спускается чулок, что еще три шага и совсем упадет... Что вы делаете??

И - показываю. Отхожу от него немножко вбок, нагибаюсь, нащупываю резинку и спо-койно, спо-койно...

?Браво, браво - Голлидэй, Соня! Если вы, действительно, с любым спутником, а не только со мной (и у него тут такая чудесно-жалкая, насмешливая улыбка, Марина!)... старым учителем... сохраните такое хладнокровие...?

Однажды я не удержалась, спросила: ?Алексей Александрович, откуда вы все это знаете: про падающие чулки, тесемки, наши чувства, головы?.. Откуда вы нас так знаете - с головы до ног?? И он, сериозно (ровно настолько сериозно, чтобы все поверили, а я - нет): ?Что я все знаю - неудивительно; я старый человек, а вот откуда у вас, маленькой девочки, такие вопросы?? Но всегда, всегда я' показывала, всегда на мне показывали, на других, как не надо, на мне - как надо, меня мальчишки так и звали: Стаховичев показ.

- А девчонки - завидовали?

Она, торжествующе: - Лопались!! Это ведь была такая честь! Его все у нас страшно любили, и если бы вы знали, какие у нас матрешки. И вдобавок нахальные, напыженные! И - в каких локонах! (фыркает). - У них настоящие туфли, дамские.

- Но почему вы, Сонечка, неужели вы так мало зарабатываете?

Она, кротко: - У других мужья, Марина. У кого по одному, а у кого и по два. А у меня только Юра. И мама. И две сестры. Они ведь у меня...

- Красавицы. Знаю и видела. А вы - Золушка, которая должна золу золить, пока другие танцуют. Но актриса-то - вы.

- А зато они - старшие. Нет, Марина, после папиной смерти я сразу поняла - и решила.

А их (показывает ножку) я все-таки ненавижу. Сколько они мне вначале слез стоили! Никак не могла привыкнуть.

========

Марина! Это было ужасно. Он впервые пришел в Художественный театр после тифа - и его никто не узнал. Просто - проходили и не узнавали, так он изменился, постарел. Потом он сказал одному нашему студийцу: ?Я никому не нужный старик...?

...А как он пел, Марина! Какой у него был чудесный голос!

(Сидим наверху в нашей пустынной деревянной кухне, дети спят, луна...)

- Да, то был вальс - старинный, томный... Да, то был див-ный

(обрывая, как ставят точку)

- вальс!

Когда бы мо-лод был, Как бы я Вас лю-бил!

?Алексей Александрович! Это - уж вы сами! Этого в песне нет!? - мы ему, смеясь. ?В моей есть?.

========