Повесть о старых женщинах

Уже пробило десять, когда звуки на втором этаже показали, что первая беседа между доверенным лицом и его подопечной завершилась.

— Я пойду, открою нашу боковую дверь, — сказала Мария. — Передайте мой поклон миссис Скейлз.

Мария не была уверена, действительно ли Чарлз Кричлоу хотел, чтобы она вернулась домой, или удовлетворился ее отсутствием в гостиной. Поэтому она ушла. Кричлоу мучительно долго, в полном молчании спускался по лестнице, потом, не обращая внимания на Констанцию, прошел через гостиную в сопровождении Софьи и удалился.

Констанция закрыла и заперла входную дверь, и сестры переглянулись. Софья легко улыбнулась. Сестрам казалось, что они лучше понимают друг друга без слов. Взглядом они передали друг другу свои впечатления от Чарлза Кричлоу и Марии и поняли, что впечатления эти совпадают. Констанция ни словом не обмолвилась о беседе Софьи с Кричлоу. Промолчала и Софья. Сейчас, в первый день встречи, они лишь изредка достигали близости.

— Не пора ли лечь? — спросила Софья.

— Ты устала, — сказала Констанция.

Софья подошла к лестнице, слабо освещенной рожком из коридора, прежде чем Констанция, проверив задвижки на окнах, выключила газ в гостиной. По лестнице они поднимались вдвоем.

— Я хочу проверить, все ли в порядке у тебя в комнате, — сказала Констанция.

— Зачем? — спросила Софья, улыбаясь.

Оставшиеся ступеньки они преодолели медленнее.

Констанция запыхалась.

— Ах, камин разожжен! Как это мило! — воскликнула Софья. — Ну зачем такие хлопоты? Я же сказала — не надо.

— Какие же хлопоты! — ответила Констанция, зажигая газ.

По ее тону можно было подумать, что затопить камин в спальной — самое обычное дело в Берсли.

— Ну, дорогая, надеюсь, тебе будет удобно, — сказала Констанция.

— Конечно. Спокойной ночи, дорогая.

— Спокойной ночи.

Сестры снова обменялись робкими и нежными взглядами. Они не поцеловались. Обе подумали: «Не станем же мы целоваться каждый вечер». Но в их тоне звучало спокойное, сдержанное чувство, взаимное доверие и уважение, даже нежность.

Полчаса спустя до ушей Констанции донесся страшный гам. Она как раз ложилась в постель. В тревоге она внимательно прислушалась. Не было сомнения: собаки подрались, и притом насмерть. Она представила себе поле битвы — кухню и поверженного Снежка. Открыв дверь, она вышла в коридор.

— Констанция! — раздался шепот у нее над головой. Она подскочила.

— Это ты?

— Я.

— Нечего тебе ходить к этим собакам. Они сейчас перестанут. Фосетт не кусается. Извини, что она подняла такой шум.

Констанция подняла глаза и увидела наверху бледную тень. Собаки действительно вскоре кончили перебранку. Этот короткий разговор в темноте странно подействовал на Констанцию.

III

На следующее утро, после ночи, прерывавшейся не лишенными приятности периодами бодрствования, Софья встала и, набросив халат, подошла к окну. Была суббота — Софья выехала из Парижа в четверг. Приоткрыв занавеску, она посмотрела на Площадь. Конечно же она ожидала, что Площадь покажется ей меньше, чем в юности, и все же Софью изумило, насколько она мала: Площадь была по размерам чуть больше обычного дворика. Софья хорошо помнила зимнее утро, когда она смотрела из окна на Площадь, над которой в свете фонарей вился снег: тогда Площадь была широкой, и казалось, первому прохожему, который прошел через нее наискосок, оставляя за собою неровные следы на снегу, понадобились часы, чтобы пройти через бесконечную белую пустыню, прежде чем он, взяв направление на Ратушу, скрылся за лавкой Холла. Софье, в основном, вспоминалась заснеженная Площадь, холодные утренние часы, холодная клеенка на подоконнике и холодный сквозняк из оконных щелей (теперь рама была починена). Прекрасными казались ей эти воспоминания, прекрасным казалось ей детство, прекрасными казались ей бури и штормы юности и даже в бесконечном, бесплодном унынии двух лет работы в лавке, после того как она бросила учебу, — даже в этом была своеобразная прелесть.

Но даже за миллионы, думала Софья, не согласилась бы она прожить жизнь сначала.