Повесть о старых женщинах

Софья была польщена отношением Стерлинга — он считал ее женщиной незаурядной. Из этого отношения вытекало, что Софья представляет большой интерес для каждого, кому позволено будет черпать сведения из ее памяти. До этого времени Софья среди знакомых Констанции не встречала никого, кто бы вышел за рамки чисто поверхностного интереса к ее жизни. Возвращение Софьи встретили с безразличием. Ее эскапада длиной в тридцать лет начисто лишилась своего драматизма. Многие даже не слышали, что она убежала из дому с коммивояжером, а тем, кто не забыл об этом или узнал от других, это представлялось довольно банальным событием — через тридцать-то лет! Опасения сестер, что весь город загудит от сплетен, оказались до смешного беспочвенными. Столь сильно было действие времени, что даже мистер Кричлоу, казалось, позабыл, что Софья косвенно повинна в смерти отца. Она и сама почти об этом забыла. Когда ей случалось об этом задуматься, Софья не испытывала ни стыда, ни угрызений совести, и смерть отца представлялась ей делом случая, может быть, даже счастливого. Лишь двумя вещами интересовались в городе: ее мужем и точной суммой, вырученной от продажи пансиона. В городе знали, что Софья, возможно, не вдова, ибо она была вынуждена все объяснить мистеру Кричлоу, а тот в нежную минуту пересказал эту историю Марии. Но никто не осмеливался произнести при Софье имя Джеральда Скейлза. Одетая по моде, с властным выражением на лице, владелица легендарного состояния внушала горожанам уважение, а иногда и ужас. В отношении доктора проскальзывало изумление — это Софья чувствовала. Хотя бесспорно были свои преимущества и в апатичном поведении тех, с кем ей раньше пришлось встречаться, — оно позволяло Софье сохранять душевное спокойствие; безразличие претило ее самолюбию, и любопытство доктора смягчило удар. Бросалось в глаза, что он видит в Софье интересную личность и не скрывает своего любопытства.

— Я только что прочел «Разгром» Золя, — сказал доктор.

Софья напрягла память и вспомнила афишу.

— A, «La D'eb^acle», — ответила она.

— Да-да. Какого вы мнения?

Взгляд доктора, предвкушавшего беседу, загорелся. Ему было приятно уже то, что она упомянула французское название романа.

— Я не читала этой книги, — ответила Софья и тут же об этом пожалела, потому что увидела, что доктор обескуражен. Стерлинг полагал, что если человек живет за границей, то знает литературу страны, в которой живет. Однако ему не приходило в голову, что, если живешь в Англии, следует непременно разбираться в английской литературе. Софья с 1870 года практически ничего не читала — для нее последним по времени писателем был Шербюлье^{99}. Более того, она была того мнения, что Золя вовсе не так хорош и что он враг своего народа, хотя в это время еще мало кто слышал что-либо о Дрейфусе. Доктор Стерлинг слишком опрометчиво решил, что в разных странах буржуа по-разному судят об искусстве.

— И вы были в Париже во время осады? — спросил он, нащупывая другую тему.

— Да.

— И во время Коммуны?

— Да, и при Коммуне.

— Но это невероятно! — воскликнул доктор. — Позавчера вечером я читал «Разгром» и решил, что вы, должно быть, многое из этого повидали. Не думал, что так скоро буду иметь удовольствие побеседовать с вами.

Софья улыбнулась.

— Откуда же вы узнали, что я была в Париже во время осады? — с любопытством спросила она.

— Откуда? Да я же видел ту рождественскую открытку, которую вы послали миссис Пови в 1871 году, когда все уже было позади. Эта открытка — одна из ее реликвий. Она мне ее показала, когда сказала, что вы приезжаете.

Софья вздрогнула. Она начисто забыла об этой открытке. Ей и в голову не приходило, что Констанция сохранит все те поздравления, которые Софья посылала ей в первые годы после побега. Софья, как могла, отвечала на энергичные расспросы доктора о том, как ей жилось во время осады Парижа и Коммуны. Его бы разочаровала прозаичность ее ответов, если бы он не был полон решимости не разочаровываться.

— Вы очень спокойно об этом говорите, — заметил он.

— Конечно! — не без гордости согласилась Софья. — Да ведь сколько воды с тех пор утекло!

События тех лет, как они сохранились в ее памяти, едва ли оправдывали весь поднятый вокруг них шум. Что там, в конце концов, происходило особенного? Так думала Софья про себя. Даже Ширак казался теперь бледной тенью. Все же, как бы она ни оценивала те события — верно или ошибочно, она пережила их, и ей было очень приятно, что доктор Стерлинг ценит это. Их взаимное дружелюбие обогатилось доверием. Наступил вечер. Лошадь у крыльца грызла удила.

— Ну, мне пора, — сказал, наконец, доктор Стерлинг, но с места не сдвинулся.

— Значит, ничем больше я не могу помочь сестре? — спросила Софья.

— Не думаю, — ответил доктор. — Дело тут не в медицине.

— А в чем же? — напрямик спросила Софья.

— Дело в нервах, — сказал доктор. — Почти целиком в нервах. Я успел немного разобраться в конституции миссис Пови и надеялся, что ваш визит пойдет ей на пользу.