Повесть о старых женщинах

Дэниел стремительно пересек помещение лавки, благо крышка прилавка была поднята, и открыл дверь в задней стене. За ним последовал Сэмюел. Никогда в жизни так глубоко не проникал он в тайны кузена. Слева, в дверном проеме, виднелась окутанная мраком лестница, справа была закрытая дверь, а впереди — открытая дверь, ведущая во двор. В противоположном конце двора он различил слабо освещенное здание, внутри которого странным образом двигались обнаженные люди.

— Что это? Кто это там? — резко спросил он.

— Это пекарня, — ответил Дэниел, как бы удивленный подобным вопросом. — Сегодня они работают в ночь.

Ни разу за оставшийся ему краткий срок жизни Сэмюел не мог съесть кусочка обыкновенного хлеба, не вспомнив об этом ночном видении. Он прожил уже полвека и всегда ел хлеб не задумываясь, как будто печеные булки растут на деревьях.

— Слушай! — приказал ему Дэниел.

Он напряженно вслушался и уловил слабый, жалобный плач, доносившийся с верхнего этажа.

— Это Дик! Это он! — воскликнул Дэниел Пови.

Казалось, плачет отчаявшийся ребенок, а не предприимчивый молодой человек лет двадцати четырех.

— Но ему, наверное, больно? Ты не послал за доктором?

— Нет еще, — ответил Дэниел с отсутствующим выражением лица.

Сэмюел пристально взглянул на него. Дэниел показался ему очень старым, беспомощным и жалким человеком, не соответствующим тому положению, в каком он оказался, и кроме того, несмотря на благородную седину, трагически непрактичным. Сэмюела вдруг озарило: «Это ему не под силу. Он почти лишился рассудка. Вот в чем дело. Кто-то должен взять на себя всю ответственность, и это сделаю я». И вся присущая ему отважная решительность сосредоточилась на возникшем критическом положении. То, что он без воротничка, в шлепанцах, с кое-как пристегнутыми подтяжками, тоже казалось частью этого критического положения.

— Я сбегаю наверх и взгляну на него, — деловым тоном заявил Сэмюел.

Дэниел ничего не ответил.

На верхней площадке лестницы тускло мерцал свет. Сэмюел поднялся, нашел газовый рожок и открутил кран до предела. Перед ним открылся закопченный, грязный, замусоренный коридор — настоящее преддверие беды. Услышав стоны, Сэмюел вошел в спальную, которая была в ужасном беспорядке и освещалась огарком свечи. Возможно ли, чтобы хозяйка дома до такой степени потеряла уважение к себе? Сэмюел вспомнил о своей тщательно и безупречно «выхоленной» обители, и у него в душе вспыхнул гнев против миссис Дэниел.

— Это вы, доктор? — послышался голос из постели, стоны прекратились.

Сэмюел приподнял свечу.

На кровати лежал Дик, его лицо, не бритое уже несколько дней, искаженное страданием, блестело от пота, взъерошенные каштановые волосы слиплись.

— Где же, черт побери, доктор? — грубо спросил юноша. Его, видимо, не удивило присутствие Сэмюела, поразило его лишь то, что вместо врача тут оказался Сэмюел.

— Сейчас придет, сейчас придет, — успокаивающе сказал Сэмюел.

— Если он тотчас не придет, я подохну, — с обидой и бессильным гневом сказал Дик. — Могу вас заверить.

Сэмюел поставил свечу на место и побежал вниз.

— Слушай, Дэниел! — воскликнул он с раздражением и дрожа от спешки. — Все это и впрямь нелепо. Ну почему ты не привел врача, пока ждал меня здесь? Где хозяйка?

Дэниел Пови медленно высыпал зерна кукурузы из кармана куртки в один из больших ларей, стоявших позади прилавка в той части лавки, где продавали хлеб. Он запасся кукурузными зернами, чтобы насыпать их между оконными рамами в спальной Сэмюела, теперь он возвращал остатки на место.

— Ты пойдешь за Гарропом? — нерешительно спросил он.

— Ну конечно! — воскликнул Сэмюел. — Где хозяйка?

— Сходи-ка да посмотри сам, — ответил Дэниел Пови. — Она в нижней гостиной.

Он пошел впереди Сэмюела к закрытой двери справа. Когда он отворил ее, пред ними открылась ярко освещенная гостиная.

— Вот! Заходи! — сказал Дэниел.