Повесть о старых женщинах

Все это показалось Сэмюелу игрой. Весь этот вздор насчет полиции, полицейских камер и разных формальностей казался ему лицемерным. Дело его кузена не похоже ни на какое другое, и хотя формальности, возможно, необходимы, нелепо делать вид, что оно похоже на какое-нибудь другое дело. В вопрос о том, чем оно отличается от других дел, Сэмюел глубоко не вникал. Он считал, что молодой Лотон слишком самонадеян, а Дэниел слишком робок в их беседах, и стремился показать собственной достойной манерой поведения, что, по его мнению, обе стороны еще не нашли для переговоров надлежащего тона. Он не мог понять поведения Дэниела, ибо у него не хватало воображения, чтобы представить себе, через что прошел Дэниел. В конце концов Дэниел не убийца, смерть его жены — результат несчастного случая, просто беда.

Но в переполненном и смрадном зале судебных заседаний, расположенном в Городской ратуше, Сэмюелу стало дурно. Как раз в этот день в Берсли находился полицейский судья. Он сидел в одиночестве, потому что ни один из мировых судей не пожелал занимать свое место, когда будет рассматриваться дело городского советника. Недавно назначенный полицейский судья был молодым человеком родом из южной части графства, и советник города Берсли значил для него не больше, чем мелкий торговец для светского денди. Он относился к достоинству и беспристрастности английского правосудия с юношеским горением и вел себя так, как будто вся ответственность за безопасность этой системы лежит на его плечах. Еще в Кембридже между ним и защитником из Хенбриджа произошла историческая ссора, и манера, с какой они обращались друг к другу, являла собой для плебеев пример сдержанной и совершенной вежливости. Молодой Лотон, учившийся в Оксфорде, в душе презирал их обоих, но, занявшись деятельностью адвоката-советника, он, бесспорно, потерял возможность совершенствовать искусство красноречия, что его весьма огорчало. Сия троица составляла аристократию местного суда; это знали они сами, это знал Сэмюел, это знали и чувствовали все. Защитник исполнял свои обязанности с безукоризненным рвением: он в надлежащих выражениях отозвался о характере Дэниела и его высоком положении в городе, но нельзя было не заметить, что и для него этот клиент — лишь мелкий торговец, обвиняемый в обычном убийстве. Полицейский судья, естественно, должен был показать, что перед законом все люди равны — городской советник и простой пьяница, и ему это удалось. Полицейский дал свои показания, а инспектор под присягой подтвердил, что именно сказал Дэниел Пови, когда ему предъявили обвинение. Слушание протекало так гладко и быстро, что походило на никчемную процедуру, к которой Дэниел касательства не имеет. Судья с успехом сумел создать впечатление, что для него убийство, совершенное городским советником на Площади св. Луки, — дело обычное. О том, чтобы отпустить обвиняемого на поруки, и речи быть не могло, и, поскольку у адвоката не было возможности предложить какое-либо основание для того, чтобы судья отправил дело на дополнительное расследование — и действительно такого основания не существовало, — Дэниела Пови привлекли к судебной ответственности и отправили в Стаффордский суд присяжных для судебного разбирательства. Полицейский судья немедленно перешел к рассмотрению сомнительного нарушения Фабричного законодательства крупной местной фирмой, производящей гончарные изделия. Молодой судья неправильно определил свое призвание. С его железным самообладанием, с его полным равнодушием к слабому роду человеческому, ему следовало бы стать главой ордена иезуитов.

Дэниела увели — сам идти он не мог, его тащили два полицейских без головных уборов. Сэмюел хотел заговорить с ним, но у него не хватало сил. Потом, когда Сэмюел стоял в подъезде ратуши, из коридора вышел Дэниел под охраной тех же двух полицейских, но уже надевших каски. Внизу, где кончалась широкая лестница, по которой обычно вечерами поднимались гости, чтобы потанцевать на балу по подписному листу, теснилась густая толпа, сдерживаемая другими полицейскими; позади толпы виднелась черная тюремная карета. Дэниела, показавшегося кузену похожим на Христа меж двух разбойников^{45}, торопливо провели мимо привилегированных бездельников, занявших места в коридоре, а потом вниз по широкой лестнице. По толпе прокатилась волна ропота. Нечесаные лентяи и праздношатающиеся в плисовых бриджах подпрыгивали, как тигры, а полицейские яростно отталкивали их назад. Дэниел и охрана с трудом проталкивались через толпу. Быстрее! Быстрее! Ибо арестант — фигура более неприкосновенная, чем даже сам мессия. За него несет ответственность закон! И Дэниел, словно по воле фокусника, исчез в темных недрах кареты. Громко и победоносно хлопнула дверца, щелкнул кнут. Толпу постигло разочарование. Можно было подумать, что эти люди жаждали крови Дэниела, а верные констебли спасли его от их домогательства.

Да, Сэмюелу было дурно. К горлу подступала тошнота.