Повесть о старых женщинах

В то утро, одеваясь при свете газа, он убедился, как тщательно она подготовила его отъезд. Завтрак был особым завтраком, и он должен был съесть его без остатка. Затем появился наемный экипаж, и он заметил, как Эми кладет в него горячие кирпичи. Констанция собственными руками надела ему галоши на башмаки, причем не потому, что было сыро, а потому, что резина хорошо сохраняет тепло. Затем она собственными руками обмотала ему шею шарфом и сунула под воротничок рубашки шерстяную фланельку. Собственными руками Констанция согрела его шерстяные перчатки и упаковала его в самое теплое пальто.

Потом Сэмюел заметил, что Сирил собирается выйти из дому.

— Куда это ты? — спросил он.

— Он едет с тобой до Найпа, — строго сказала Констанция. — Он посадит тебя в поезд и вернется домой в этом же экипаже.

Она оглушила его этим унизительным решением, свирепо глядя на него. Сирил посматривал на них обоих с притворной смелостью. Сэмюелу пришлось подчиниться.

Таким образом, в зимней мгле, ибо еще не рассвело, Сэмюел, в сопровождении сына, отправился на суд. Последним, что слышала Констанция, были раскаты ужасающего кашля, доносившиеся из экипажа.

Большую часть дня Констанция провела в лавке, в «углу мисс Инсал». Двадцать лет тому назад этот угол принадлежал ей. Но теперь он был отгорожен от остальной части прилавка не большими шляпными коробками в оберточной бумаге, а нарядной ширмой красного дерева с матовым стеклом, и внутри отгороженного пространства находились все приспособления, необходимые для деятельности мисс Инсал. Однако здесь по-прежнему было самое холодное место в лавке, о чем свидетельствовало состояние пальцев мисс Инсал. Констанция устроилась там не столько из необходимости наблюдать за лавкой, хотя и обещала Сэмюелу присматривать за ней, сколько из желания чем-то заняться, в чем-то принять участие. Мисс Инсал, чей трон оказался узурпированным, была вынуждена сесть у печки рядом с особами менее значительными; ей это было неприятно, что не замедлило отразиться на ее подчиненных.

День тянулся бесконечно. Приближалось время чаепития. Сирил должен был вот-вот вернуться из школы, как вдруг, ко всеобщему удивлению, появился мистер Кричлоу. Правда, его появление удивило мисс Инсал и остальных мастериц значительно меньше, чем Констанцию, ибо последнее время он от случая к случаю стал забегать во время чаепития, чтобы поболтать с мисс Инсал. Мистер Кричлоу никак не поддавался времени. Его высокая, тонкая фигура оставалась по-прежнему стройной. Черты лица не изменились. Он был седым еще много лет назад и больше поседеть не мог. На нем был длинный белый передник, а сверху толстый бушлат. В тонких, узловатых пальцах он держал газету «Сигнал».

Он явно не ожидал, что в углу окажется Констанция. Она шила.

— Ах, это вы! — произнес он своим неприятным, скрипучим голосом, даже не взглянув на мисс Инсал. Он пользовался репутацией самого грубого старика в Берсли. Но вообще-то в его манере держаться ощущалось скорее безразличие, чем грубость. Он как бы говорил: «Вам следует принимать меня таким, каков я есть. Может, я себялюбец, безжалостный, злобный и закоренелый, но тем, кому это не нравится, придется потерпеть. Мне все равно».

Он оперся локтем о верхушку ширмы и помахал «Сигналом».

— Мистер Кричлоу! — строго произнесла Констанция, она переняла от Сэмюела неприязнь к нему.

— Началось! — воскликнул он с тайным ликованием в голосе.

— Уже? — нетерпеливо отозвалась Констанция. — Уже есть в газете?

Ее гораздо больше беспокоило здоровье мужа, чем судебное дело по обвинению Дэниела Пови в убийстве, но, без сомнения, она проявляла к процессу огромный интерес. А сообщение о том, что суд начался, потрясло ее.

— Ай-яй-яй! — воскликнул мистер Кричлоу. — Вы, что ж, не слыхали, как газетчик орал только что на всю Площадь?

— Нет, — ответила Констанция. — Для нее газет не существовало. Ей и в голову не приходило хоть когда-нибудь развернуть газету. Свое любопытство (если таковое возникало) она всегда удовлетворяла без помощи всемогущей прессы. И даже в этот день у нее не возникло мысли, что стоило бы заглянуть в «Сигнал».

— Ай-яй-яй! — повторил мистер Кричлоу, — судя по всему, слушание началось в два часа или около того. — Его отвлекло шипение газового светильника, и он тщательно прикрутил его.

— Что там пишут?

— Пока ничего! — ответил мистер Кричлоу; и они прочли несколько коротких фраз, напечатанных под крупным заголовком, в которых описывалось официальное открытие судебного разбирательства по делу об убийстве Дэниелом Пови его жены.

— Некоторые тут говорили, — заметил он, сдвинув очки на лоб, — что суд присяжных изменит формулу обвинения или что-то в этом роде! — Он рассмеялся, как человек, с отвращением допускающий подобную нелепость. — Ох! — задумчиво добавил он, повернув голову, чтобы посмотреть, слушают ли его мастерицы. Они слушали. Не хватало еще требовать от них в такой день строгого соблюдения этикета, принятого в лавке.

За последнее время Констанция слышала многое о суде присяжных, но ничего не поняла, да и не пыталась понять.