Повесть о старых женщинах

Софья негодующе тряхнула головой, сама удивляясь, что мешает ей броситься к нему в объятия. Она понимала, что, так круто меняя свое поведение, обходится с Шираком дурно, но ничего не могла поделать. Потом ей стало жаль его.

— Мы были такими добрыми друзьями, — говорил Ширак. — Я всегда от души восхищался вами. Я не думал, что посмею полюбить вас — до того дня, когда услышал, как этот старый негодяй Ньепс строит вам куры. Потом, когда я осознал всю глубину моей ревности, я понял, что люблю вас. С тех пор я думаю только о вас. Клянусь вам, что, если вы не будете мне принадлежать, для меня все кончено! Навсегда! Я никогда не видел женщины, подобной вам! Такой сильной, такой гордой и такой красивой! Вы изумительны, да, изумительны! Никакая другая женщина не смогла бы, как вы, выйти из столь немыслимого положения после исчезновения вашего мужа. По-моему, второй такой женщины нет. Я говорю, что думаю. И вы это знаете… Мой дорогой друг!

Но Софья с чувством покачала головой.

Она не любит Ширака. Но она тронута. Она хотела бы полюбить его. Она хотела бы, еще не полюбив его, сперва уступить ему, чтобы потом полюбить. Но упрямый инстинкт удерживал ее.

— Не отвечайте сейчас, — продолжал Ширак. — Позвольте мне надеяться.

Галльская театральность его жестов и тона внушили Софье жалость к нему.

— Бедный Ширак! — с состраданием прошептала она и натянула перчатки.

— Я буду надеяться! — настаивал Ширак.

Софья сжала губы. Он порывисто обнял ее за талию. С непреклонностью она отпрянула от его губ. Она не сердилась, не ожесточилась. Смущенный ее сочувствием, Ширак отпустил ее.

— Бедный Ширак! — повторила она. — Мне не следовало принимать ваше приглашение. Мне пора. Все это совершенно бесполезно. Поверьте.

— Нет! Нет! — яростно прошептал он.

Она поднялась и резким движением отодвинула заскрипевший стол. Трепетное плотское очарование оборвалось, как натянутая резинка, и все кончилось. По залу проковылял разбуженный хозяин. В награду за все усилия Шираку достался только счет. Ширак не знал, что и думать.

Молча, с нелепым видом они вышли из ресторана.

На мрачных улицах стемнело, и фонарщики зажигали тусклые керосиновые фонари, пришедшие на смену газовым. Кроме них двоих, фонарщиков и омнибуса на улице не было ни души. Беспросветный мрак вселял безнадежность. Тишина вокруг была тишиной отчаянья. Обуреваемая печалью, Софья размышляла о безнадежных проблемах бытия равнодушно, ибо видела, что они с Шираком создали печаль па пустом месте, но все же печаль эта неизлечима!

Глава VII. Успех

I

Однажды ночью Софья лежала в спальной, которую недавно освободил Карлье. Это молчаливое, безличное создание пришло и ушло, почти не оставив после себя следов ни в комнате, ни в памяти тех, кто жил рядом с ним. Софья решила переехать с седьмого этажа отчасти потому, что после месяцев, проведенных в каморке, ее соблазняла большая комната, но в основном потому, что в последнее время ей приходилось приставлять к дверям каморки комод, чтобы забаррикадироваться от нового назойливого жильца, появившегося на седьмом этаже. Жаловаться консьержу было бесполезно — единственным доступным пониманию доводом оставался комод, да и тот был легче, чем хотелось бы. В итоге Софья, в конце концов, отступила.

Она услышала, как входная дверь открылась и захлопнулась с бешеным грохотом. От этого стука, несомненно, прервался бы менее глубокий сон, чем тот, которым спали мосье Ньепс и его друг, — но они продолжали монотонно похрапывать. В коридоре завозились, чиркнула спичка, и раздались чуть слышные шаги. Затем без всякого злого умысла пришедший хлопнул еще одной дверью. Человеку, вошедшему в квартиру, природа бесспорно отказала в умении бесшумно двигаться. Часы в комнате мосье Ньепса, которые благодаря усилиям бакалейщика показывали точное время, нежно прозвонили три.

В последние дни Ширак по неизвестным причинам допоздна засиживался в редакции «Журналь де Деба». Никто не знал, чем он занят — сам он ничего не рассказывал, только сообщил Софье, что в ближайшее время будет возвращаться домой около трех. Софья настаивала на том, что будет оставлять у него в комнате посуду и продукты для легкого ужина. Естественно, Ширак возражал с неразумным упрямством физически слабого человека, который упорно пытается опровергнуть законы природы. Но возражения были тщетны.