Повесть о старых женщинах

Сказано это было мягким тоном, но замечание само по себе свидетельствовало о недостатке такта. В нем скрывался намек на то, что мистер Пови всю жизнь облекал свою шею в нечто противное. Подобно всем людям, которые часто попадают в смешное положение, мистер Пови был чрезвычайно чувствителен к обидам. Он густо покраснел.

— Не знал, что они «противные», — резко сказал он. Мистер Пови был оскорблен и разгневан. Гнев обуял его неожиданно.

Они оба сразу поняли, что стоят на краю бездны, и отступили от него. Они-то воображали, что прогуливаются по лугу, усыпанному цветами, а оказались перед бездонной пропастью! Это их очень огорчило.

Рука мистера Пови нерешительно касалась воротничка.

— Однако… — пробормотал он.

Она чувствовала, что он изо всех сил старается сохранить мягкость и спокойствие. Она пришла в ужас от допущенной ею — женщиной столь многоопытной! — глупейшей бестактности.

— Как хочешь, милый, — быстро проговорила она. — Как хочешь!

— Ничего, ничего! — Он заставил себя улыбнуться, неуклюже выбрался из комнаты с воротничком в руке и вернулся с полотняным.

Ее любовь к нему разгорелась еще сильнее. Она поняла, что любит его не за добрый характер, а за нечто мальчишеское и наивное, за неописуемое нечто, которое временами, когда он склонялся к ее лицу, доводило ее до головокружения.

Бездна закрылась. В такие мгновения, когда каждый должен притвориться, что не видел никакой пропасти и даже понятия не имеет о ее существовании, весьма уместно поболтать о чем-нибудь постороннем.

— Это мистер Ярдли был вечером в лавке? — начала Констанция.

— Да.

— Что ему нужно?

— Я пригласил его. Он будет писать для нас вывеску.

Делать вид, что вывеска — явление обычное, повседневное, Сэмюелу не имело смысла.

— О! — тихо произнесла Констанция. Больше она ничего не сказала, ибо эпизод с бумажным воротничком умерил ее самонадеянность.

Подумать только — вывеска!

Констанция поняла, что со всеми этим служанками, пропастями и вывесками волнений в замужней жизни у нее будет предостаточно. Она долго не могла уснуть — думала о Софье.

III

Через несколько дней в нижней гостиной Констанция разбирала самые ценные подарки к свадьбе: некоторые нужно было завернуть в материю или оберточную бумагу, а потом завязать и наклеить ярлыки, другие лежали в ларцах, обитых кожей снаружи и выложенных бархатом внутри. Среди последних была стойка для яиц, состоявшая из двенадцати серебряных рюмок с позолотой и двенадцати гравированных ложечек им под стать — подарок тетушки Гарриет. «Это, должно быть, стоило немалых денег», как любили говорить в подобных случаях жители Пяти Городов. Даже если бы у мистера и миссис Пови собралось десять гостей или было десять детей и всех их одновременно охватило бы желание поесть яиц за завтраком или за чаем, даже при таком маловероятном стечении обстоятельств, тетю Гарриет огорчило бы, если бы использовали эти рюмки, такие сокровища не предназначены для употребления. Большинство подарков, а их было немного, носили такой же характер. Констанция ни в чем не нуждалась, потому что мать, не колеблясь, передала в ее руки все имущество. Небольшое количество подарков объяснялось тем, что свадьба носила строго неофициальный характер и происходила в Эксе. Ничто так не охлаждает великодушные порывы друзей, как наличие тайны в браке. Не кто иной, как миссис Бейнс, при поддержке обеих заинтересованных сторон, решила, что свадьба должна происходить конфиденциально и вне Берсли. Свадьба Софьи была излишне неофициальной и происходила слишком далеко, и некоторая таинственность, окружавшая свадьбу Констанции (брак которой был безупречен во всех отношениях), впоследствии несколько оправдала своеобразие свадьбы Софьи, доказав, что миссис Бейнс вообще предпочитает негромкие свадьбы. В таких делах миссис Бейнс была способна на чрезвычайную тонкость.

В то время, когда Констанция с должной серьезностью занималась свадебными подарками, Мэгги скребла ступеньки, ведущие с тротуара Кинг-стрит к боковой двери, которую она открыла настежь. Было прекрасное июньское утро.

Сквозь скрежет Констанция внезапно услышала негромкое рычание собаки, а потом хриплый мужской голос.

— Хозяин дома, тетка?

— Может, дома, а может, нет, — последовал ответ Мэгги. Ей не понравилось, что ее назвали теткой.

Констанция направилась к двери не только из любопытства, но и полагая, что влияние и обязанности владелицы дома распространяются и на тротуар, к нему прилегающий.

На нижней ступеньке стоял крупнейший в Пяти Городах знаток собак, знаменитый Джеймс Бун с Бакроу — высокий, толстый человек, одетый во что-то жесткое, коричневое, покрытое пятнами, и куривший короткую черную глиняную трубку. Его сопровождали два бульдога.

— Здрасьте, хозяйка! — радостно воскликнул Бун. — Слыхал, что хозяин вроде бы ищет собаку.

— Ни за что тут не останусь, раз эти твари обнюхивают меня, ни за что! — заявила Мэгги, распрямляясь.