Повесть о старых женщинах

— Ну и ну! — пробормотала Констанция. — Не могу понять, как он набрался смелости пойти туда один-одинешенек.

— Не можешь? — насмешливо произнес мистер Пови. — А я могу. Он поступил так, просто чтобы напугать нас.

— О, Сирил! — укоризненно обратилась к ребенку Констанция. — Сирил!

Мальчик не шелохнулся. Выражение лица у него было загадочным: в нем таились то ли угрюмость, то ли бессердечие, то ли полное непонимание своей вины.

— Дай его мне, — сказала Констанция.

— Сегодня я сам займусь им, — сурово ответил Сэмюел.

— Но ты же не можешь выкупать его, — сказала Констанция, и чувство облегчения сменилось у нее страхом.

— Почему не могу? — спросил мистер Пови и двинулся вперед.

— Но, Сэм…

— Я же сказал тебе, что сам займусь им, — угрожающим тоном повторил Сэм.

— Но что ты собираешься делать? — со страхом спросила Констанция.

— Скажи, — ответил мистер Пови, — нужно проявить свое отношение к поступку такого рода или нет? — И он пошел наверх.

Констанция догнала его у двери детской. Мистер Пови не дал ей и слова промолвить. Глаза его гневно сверкали.

— Хватит! — грубо предостерег он ее. — Иди-ка вниз, матушка!

И он скрылся в детской со своей грешной и беспомощной жертвой.

Через секунду он высунул голову из двери. Констанция не подчинилась ему. Он вышел в коридор и захлопнул дверь, чтобы Сирил их не слышал.

— Теперь уж, пожалуйста, делай, как я велю, — прошипел он. — Не будем скандалить.

Она, плача, медленно спустилась вниз. А мистер Пови вернулся к месту расправы.

Эми чуть не свалилась на голову Констанции, когда несла из гостиной последний поднос с посудой. И Констанции пришлось сообщить девушке, что Сирила нашли. Не удалось ей и скрыть от Эми, что хозяин взял это дело в свои руки. Эми заплакала.

Примерно через час появился наконец мистер Пови. Констанция между тем пыталась сосчитать серебряные ложки в нижней гостиной.

— Он в постели, — произнес мистер Пови, стараясь изобразить величественное безразличие. — Тебе идти к нему не следует.

— Но ты выкупал его? — со слезами в голосе спросила Констанция.

— Да, я выкупал его, — ответил удивительный мистер Пови.

— Что ты сделал с ним?

— Наказал его, конечно, — изрек мистер Пови, как Бог, который выше человеческих слабостей. — А ты что ожидала? Кто-то ведь должен был это сделать.

Констанция отерла слезы краем белого передника, надетого поверх нового шелкового платья. Она сдалась, она смирилась с происшедшим, она мужественно перенесла его. И весь вечер они с печалью и ужасом в душе делали вид, что сердца их бьются согласно. Старательная, оживленная доброта мистера Пови причиняла ей мучительную боль.

Они направились в спальную, и там, стоя рядом с Сэмюелом, Констанция внезапно отбросила притворство и с мукой в глазах и в голосе сказала:

— Ты должен разрешить мне взглянуть на него.

Они посмотрели друг другу в лицо. На мгновение Сирил перестал существовать для Констанции. Ее душой завладел один только Сэмюел, но он казался чужим, не знакомым ей человеком. В жизни Констанции это был один из тех переломных моментов, когда человеческая душа как бы находится на грани дотоле окутанных тайной и губительных открытий, после чего эта волна откатывается так же необъяснимо, как она нахлынула.

— Ну конечно! — согласился мистер Пови, отвернувшись с беспечным видом, подчеркивающим, что она делает из пустяка трагедию.

Она невольно по-детски вздохнула с облегчением.

Сирил крепко спал. Мистер Пови одержал победу.

Констанции не спалось. Когда она лежала без сна рядом с мужем, в тайных глубинах ее души, казалось, кипели чувства, непонятые ей самой. Их нельзя было определить, как печаль или как радость, ибо они носили более стихийный характер! Они были вызваны ощущением сиюминутной напряженности ее жизни, ощущением тревожным, волнующим, но не грустным! Она говорила себе, что Сэмюел прав, совершенно прав. А потом утверждала, что бедному малышу нет еще и пяти и что все это чудовищно. Их нужно помирить, но помирить их невозможно. Ей предстоит всегда метаться между ними, чтобы мирить их и терпеть в этом неудачу. Нет для нее отдохновения, нет спасения от непосильных забот и ответственности. Она не может переделать Сэмюела, и кроме того, ведь он прав! Она чувствовала, что Сирила, хоть ему нет еще и пяти, она тоже переделать не сможет. Его нельзя изменить, как нельзя изменить растущий цветок. Мысль о матери и Софье не приходила ей в голову, однако она испытывала чувство, сходное с тем, какое испытывала миссис Бейнс в моменты исторических свершений, но поскольку она была добрее, моложе и менее измучена судьбой, ее одолевала не горечь, а, скорее, печальное блаженство.

Глава IV. Преступление

I

— Ну-ка, мастер Сирил, — сердито сказала Эми, — оставьте камин в покое. Подбрасывать уголь в огонь — не ваше дело.