Повесть о царе Удаяне

Был царь по имени Кунтибходжа. Как-то раз пришел к нему и остановился в его доме мудрец Дурвасас, не отрешившийся лишь от единственной страсти — вводить в заблуждение. Царь поручил заботы о мудреце своей дочери Кунти, и та ревностно за ним ухаживала. Однажды этот мудрец, желая испытать Кунти, сказал ей: «Я пойду искупаюсь, а ты тем временем поскорее свари в молоке рис и дай мне его поесть». Сказав это, риши быстро выкупался и приступил к еде, ибо Кунти уже принесла ему горшок, полный каши. От горячей пищи этот горшок будто пылал и его невозможно было держать в руках. Видя это, мудрец взглядом указал Кунти на ее спину. И тогда она, поняв его желание, поставила горшок себе на спину. Мудрец поел в свое удовольствие, а Кунти сожгла себе спину; но хотя ей было очень больно, она ни разу не пошевельнулась. Довольный этим, мудрец наградил ее, когда закончил свою еду[343].

Вот как жил мудрец Дурвасас у Кунтибходжи, и мне кажется, что Авантика тоже живет у тебя неспроста. Поэтому будь почтительна с нею».

Услышав из уст матери этот рассказ, Падмавати стала еще больше стараться угодить остававшейся неузнанной Васавадатте. Но Васавадатта, разлученная со своим супругом, становилась от тоски по нем все бледнее, словно лотос в полночь[344]. И только всевозможные ужимки Васантаки, приличествующие его мальчишескому облику, иногда вызывали у нее, страдающей от одиночества, улыбку на лице.

Между тем царь ватсов после долгой и дальней охоты возвратился поздно вечером в Лаванаку. Там он увидел, что огонь превратил в золу женские покои дворца, и услышал от министров, что Васавадатта и Васантака сгорели.

Узнав все это, Удаяна, лишившись чувств, упал на землю, и казалось, этот обморок был послан царю, чтобы облегчить ему первую боль при известии о несчастье. Однако спустя несколько мгновений царь пришел в себя, и горе так начало жечь его сердце, как будто бы в нем пылал огонь, сгубивший царицу. Рыдающий, сломленный страданием, царь был близок к самоубийству, но тут он стал припоминать, и в голову ему пришли такие мысли: «Сын твоей жены — царицы будет владыкой видьядхар», — так сказал мне мудрец Нарада, и это не может быть ложью. Мудрец предсказал мне также, что через некоторое время меня постигнет несчастье. К тому же скорбь Гопалаки кажется мне не очень глубокой, да и Яугандхараяна со всеми прочими не выглядят слишком огорченными. Все это наводит меня на мысль, что царица, может быть, и жива. Не прибегли ли здесь мои министры к какой-нибудь политической хитрости? Тогда, возможно, я еще встречусь с моей царицей. Подожду и посмотрю, чем все кончится». Так рассудив, царь, ободряемый министрами, укрепил свое сердце мужеством. А Гопалака немедля послал к своей сестре тайного гонца, чтобы сообщить, как идут дела, и придать ей твердость духа.

Между тем царь Магадхи послал в Лаванаку своих лазутчиков. Разведав обо всех событиях, они возвратились обратно к царю и доложили ему о том, что узнали» Выслушав их, царь решил, что настал благоприятный момент, и пожелал выдать за владыку ватсов свою дочь Падмавати, тем более что его уже просил об этом министр Удаяны. Тогда он послал посла, который поведал его желание владыке ватсов, а также Яугандхараяне. По совету Яугандхараяны Удаяна выразил свое согласие; при этом он подумал: «Может быть, только поэтому и скрылась царица!»

После этого, уверившись, что судьба ему благоприятствует, Яугандхараяна немедля отправил к царю Магадхи своего посла. «Мы пошли навстречу твоей просьбе. Через шесть дней, на седьмой, владыка ватсов отбудет в Магадху, чтобы жениться на Падмавати. И тогда он быстро забудет Васавадатту», — вот о чем известил царя Магадхи мудрый министр. И посол отправился и передал, что ему было поручено, а царь Магадхи принял его с великой радостью.

Затем владыка Магадхи, в согласии со своим желанием и любовью к своей дочери, начал торжественные приготовления к пышной свадьбе. Падмавати, узнав о желанном женихе, была счастлива, Васавадатту же, когда она услыхала ту же новость, охватила скорбь. Это известие сделало ее такой бледной, что казалось, и так уже преображенная, она хочет еще меньше быть на себя похожей. Лишь слова Васантаки: «Благодаря этому враг станет другом, а муж все равно к тебе не переменится», — словно утешение задушевной подруги, внушили ей мужество. И поскольку свадьба Падмавати была уже близка, Васавадатта, успокоившись, начала готовить для царевны неувядающий венок и тилаку божественной красоты.