Повесть о Великой стене

Проходила весна, начиналось лето на радость людям. Каждые пять дней дул ветер, и каждые десять дней шел дождь. Но ветер не свистел в ветвях деревьев, дождь не размывал землю — всего было в меру. Семена прорастали вовремя, стебли росли высокие и упругие, и, чтобы колос был крупный, а зерно полное и с твердой оболочкой, землю подгребали к стеблям, пока канавки не были засыпаны и не превратились в валики, а земляные валики не стали канавками. Уже начали зреть фрукты, и ребята ели их еще неспелыми, и многие мучились животом. Старик Вань собрал детей и сказал им:

— Объедайтесь досыта персиками. Абрикосы вредны для желудка. Но под каждым сливовым деревом похоронен человек, поевший его сырых плодов.

Его выслушали в почтительном молчании, но всякий знает, как сладок запретный плод, даже если он такой кислый, что сводит рот и вызывает слезы на глазах.

Такое было благословенное это лето, что никто не умер объевшись. От ласкового солнца, от изобилия плодов люди стали румяные, как персики, золотисто–загорелые, как абрикосы. Такое это было лето.

Еще не снят был урожай, а уже подсчитывали, что удастся, заплатив помещику за аренду, рассчитаться с городскими ростовщиками, ссудившими зерно для посадки по непомерно высокой цене. И еще останется столько, что, быть может, хватит до новой весны.

И, наконец, приятней для слуха, чем флейты и пибы, зазвенело: «У–и–и!» — высоко и тонко. Это точили серпы в ожидании жатвы.

Вдруг однажды вечером, когда солнце уже закатилось, увидели, что небо розовеет на севере. Этот розовый цвет расцветал то ближе, то дальше, в разных местах, пока не заволок все небо, а по нему вились серебряные прозрачные покрывала и фонтанами взлетали золотые блестки. Все смотрели зачарованные, недоумевающие, пока кто–то не вскрикнул:

— Пожар!

В то же время внизу, под горой, по дороге в столицу промчался, навалившись на коня, помещик Цинь, без шапки и босой, будто внезапно поднятый с ночного ложа.

Всю ночь по дороге визжали колеса, мычали буйволы, выли женщины, плакали дети, тащили на спине стариков, волокли за руку малышей. И уже в Ваньцзяцуне знали, что кочевники с далекого севера спустились с гор, чтобы грабить и убивать черноволосый народ Поднебесной. Уже слух был наполнен страшными рассказами об этих варварах, которые никогда не моют свои наводящие ужас лица, а лишь мажут их салом, предохраняя от морозов. Уже знали, что эти изверги не возделывают землю, а напиваются допьяна кобыльим молоком. Что они одеваются в звериные шкуры, что даже трехлетние младенцы скачут верхом на баранах, уцепившись ручонками за их руно, и не отстают от взрослых. Что там, где они ступают, земля становится бесплодной, а небо беспощадным и, что страшней всего, глаза у них не черные, как у всех людей, а серые — цвета пыли.

Тотчас жители Ваньцзяцуня закопали в землю свое имущество, набили мешки самым необходимым и скрылись в лесу и пещерах на вершине горы. Учитель Ю Ши, вспомнив о Хо Чжи, послал быстроногого Вань Сяо–ба предупредить об опасности торговку травами. Сяо–ба скатился знакомой ему короткой тропкой, подняв камень, заколотил им в ворота и, когда растрепанная Хо Нюй выскочила и уже хотела обругать его, он, запыхавшись, закричал:

— Спасайтесь, пришли кочевники с севера!

Она схватила его за руку и не дала убежать, подняла сына, велела ему уходить с товарищем и не возвращаться. Сама она осталась спасать свое добро.

В ее комнате под циновкой была вырыта ямка, в которой хранился мешочек с серебром, плод многолетних трудов. Хо Нюй побоялась взять его с собой. «Не ограбят враги — оберут свои», — подумала она. Но оставить его на месте она тоже не решилась из страха, что грабители, подняв циновку, увидят, что земля здесь рыхлая, и найдут ее сокровище. Она достала мешочек, вынесла во двор и закопала под смоковницей. Но и это место показалось ей ненадежным. Тогда, поднявшись на цыпочки, закинула она мешочек в дупло, а сама вернулась в дом, чтобы схоронить медные сосуды.