Повесть о Верещагине

Верещагину было по душе и то, что в этой случайной коллекции он встретил несколько карикатур художников-профессионалов того времени — Теребенева и Венецианова.

— Они были первоначинателями светской карикатуры, — сказал он, обращаясь к хозяину. — Они участвовали пером и кистью в народной войне. Это похвально!

— А разве была церковная карикатура? — спросил трактирщик.

— Сколько угодно! На папертях старых церквей вывешивались «страшные суды». В каждой такой картине содержатся религиозные мотивы и карикатурные приемы. Правда, еще до Теребенева и Венецианова были светские карикатуры, где высмеивается подьячий, предлагающий смерти взятку, или «Как мыши кота хоронили». Но эти вещи можно отнести к народному творчеству, а здесь с карикатурой выступает наш брат-художник, прошедший школу живописи. А вы молодец! Не знал я, что в Ельне такие любители водятся. И долго собирали? По деревням ездили? — спросил Верещагин.

— Да, сначала кое-что собирал в деревнях у мужичков, а потом люди узнали, что я этим делом интересуюсь, сами приносить стали. Даром ни у кого не брал, всем платил от пятачка до рубля за штуку. А как вам нравятся растопчинские афиши? Ведь их не часто можно встретить?

— Эти афиши всегда будут вызывать любопытство исследователей и историков. Конечно, стиль письма топорный, но такой прямой и грубый стиль как раз и был нужен в тот острый момент борьбы. Грубинка, резкость, простота в растопчинских афишах были ко времени и к месту…

Несколько дней пробыл Верещагин в Ельне. Он жил вместе с натурщиком Филипповым у трактирщика в отдельном мезонине, откуда был виден ельнинский базар с его конной меной и торговлей. После утреннего чаепития и завтрака Верещагин выходил на базар, толкался среди приезжих мужиков, высматривая натуру для партизан в задуманных им картинах. В желтых дубленых шубах, в меховых ушанках встречались почти на каждом шагу крепкие, краснолицые, с широкими русыми бородами деды из смоленских деревень. Возможно, среди них были сыновья, — а уж внуки несомненно, — тех самоотверженных партизан, которые, по меткому слову Льва Толстого «…в минуту испытания подняли первую попавшую дубину и гвоздили ею неприятеля до тех пор, пока в душе их чувство оскорбления и мести не сменилось чувством презрения и жалости…» Невзирая на резкие холода, Верещагин в записной книжке сделал несколько зарисовок карандашом и отметил в своей памяти группу характерных типов смоленских бородачей. В Ельне, запасшись кормом, он поехал на своей бойкой лошадке в Пнево, а оттуда — в Бредихино. Там в двенадцатом году Наполеон ночевал на постоялом дворе и в ту же ночь русский дед-мороз насмерть уничтожил триста наполеоновских гренадеров. В Бредихине, на вечерней мужицкой посиделке, Верещагин наслушался много разных бывальщин о событиях 1812 года. В большой прокопченной избе собрались бредихинские мужики. Верещагин с неизменным Георгием в петлице сначала сам кое-что рассказал им из запасов своих впечатлений и наблюдений. Рассказы его были просты, увлекательны и веселы. Понемногу разговорились и мужики. Один из них, по уличному прозвищу Миша Костыль, намекнул барину:

— Нам бы, добрый человек, для развязки языков водочки четвертуху!

— И как раз хватит!.. Без выпивки разговоры сухи бывают, — поддержали соседи Мишу Костыля и тотчас снарядили его в соседнюю деревню к шинкарю. Пятирублевки, пожертвованной Верещагиным для поддержания беседы, было вполне достаточно. Пили все понемногу — по чайной чашке, по стаканчику. Закусывали чем бог послал, не особенно плотно — чесночком да лучком, без хлеба-соли, чтобы хмель в головах дольше держался. А потом и разговорились. С большой охотой, дополняя один другого, бредихинские старожилы поведали о том, что слыхали от стариков про дела минувшие. Тут художник узнал подробности (и записал мужицкие рассказы) о храбром предводителе партизан Семене Архипове, который собрал сначала небольшую группу крестьян, вооруженных чем попало, и стал внезапно нападать на разрозненные, подчас заблудившиеся отряды французов. К нему примкнули крестьяне окрестных деревень, и тогда партизанская группа Семена Архипова выросла в несколько сотен человек. Действовали они из засад и лесных засеков осторожно, внезапно и всегда с боевым успехом. Пока французы отступали через смоленские края, отряд Семена Архипова перебил тысячу пятьсот и захватил в плен две тысячи французских солдат.

— А не слыхали вы от стариков — какой внешности был Семен Архипов? — спросил Верещагин.

— Он был похож на Илью Муромца! — ответил Миша Костыль.

— Нет, на Ивана Сусанина, — заметил другой крестьянин.

— Я запомнил меньшого сына Семенова, он выглядел в свои пятьдесят лет русым красавцем и роста был высокого. Наверно, в отца, — сказал третий.