Повесть о Верещагине

Так мало-помалу в представлении Верещагина создался внешний облик смоленского партизана Семена Архипова. О героической кончине своего славного земляка мужики рассказывали так: он и с ним еще три соседа-партизана — рыжий Федя, Гриша Толкачев да хромой кузнец Еремей — были схвачены гусарами врасплох, их связали и повели на Большую Смоленскую дорогу. По пути избили и прикончили Гришу Толкачева. Остальных троих представили самому Наполеону. Тот со своей свитой в стороне от дороги грелся у разведенного костра. Одет он был тепло — в зеленую шубу, лицо закрыто меховым воротником. Наполеон спросил гусар о пленниках и, узнав, что они были захвачены с оружием, коротко распорядился: «Расстрелять!»

Рассказы мужиков вызывали новые размышления. Возникали, отменялись и снова всплывали в воображении Верещагина сюжеты двух картин: первая — «Партизаны в лесу», по образу и подобию Семена Архипова с товарищами, и другая — «С оружием в руках? Расстрелять!» — трое связанных выслушивают смертный приговор императора, в свою очередь обреченного на гибель. На другой день художник отобрал шесть крепких бородачей из деревни Бредихино, взял себе в помощь натурщика Филиппова и со всеми вместе на лыжах, сделанных из старых полозьев, отправился в густой, засыпанный снегом, сосновый лес. На опушке отыскали подходящее место для «засады». Все шесть бородачей охотно согласились позировать. Дело нетрудное — стоять за стволами деревьев и поджидать воображаемого француза. Впереди, у матерой сосны, художник поставил крепкого мужика в дубленой шубе, с топором в руке. И тот понял свою обязанность главного подстерегателя, улыбнулся в рыжеватую бороду, подмигнул художнику и изрек на своем смоленском наречии:

— Не замай! Дай подойти!

Эта мужицкая фраза, сказанная уместно и с понятием, понравилась Верещагину, запомнилась им и стала наименованием картины.

Петр Филиппов вытоптал в снегу яму, по краям положил лыжи, на них сел Верещагин и поставил перед собой на снег раскрытый ящик-этюдник. Мороз щипал лицо, пальцы зябли, краска стыла на палитре, и не подчинялись застывшие на морозе кисти. Поработав на холоде с полчаса, Верещагин сказал:

— Закуривай, братва! Только снег с веток и кустов не стряхните. Снег мне нужен для маскировки. А ты, Петро, наломай сушняку, надери бересты и разведи костер возле меня, чтоб руки подогреть и краскам не стынуть. Партизан я должен изобразить невзирая на мороз.

Крестьяне покурили, погуторили и снова заняли своя места под деревьями. Небольшой костер вспыхнул возле художника Работа продолжалась. Создавалась новая картина, показывающая русский народ в борьбе против завоевателей. Стоявший впереди крестьянин сжимал в руке топор, приговаривая:

— Не замай, дай подойти! Кто с мечом к нам придет, тот нашего топоришка изведает…

Спустя два-три дня Верещагин выбрал подходящее место около придорожных берез и стал набрасывать этюд зимнего смоленского пейзажа на фоне утренней розовой зари. Редкие березы склонили заснеженные прутья над тремя связанными и поставленными на колени партизанами. Головы их обнажены, на взлохмаченных волосах иней. Неподалеку проходит Большая Смоленская дорога, по ней двигаются отступающие французы. Сломанные повозки сброшены в придорожную канаву, зарядные ящики торчат из глубокого снега. Так начал свою следующую картину Верещагин.

К этюду трех партизан, стоящих на коленях и ожидающих смертной казни, пришлось добавить многое, чтобы картина стала живой, композиционно законченной. На переднем плане появился в шубе с поднятым меховым воротником угнетенный поражением Бонапарт. Он встал спиной к костру, над которым только что грел свои озябшие руки. Позади него четыре маршала. Широко расставив ноги, он смотрит, на странных, до крайности простых русских мужиков, которые догадываются, что это не кто иной, как он самый и есть перед ними. Поэтому — головы выше! Ни слезинки на глазах, ни звука о помиловании. С чувством исполненного высокого, долга крестьяне ждут смерти. И Наполеон, взметнув свой взгляд на гусар, сидящих верхом на отощавших, тяжело дышащих морозным воздухом конях, приказывает: «Расстрелять!» Но смерть за плечами и у тех, кто беспорядочными толпами бежит вспять по смоленским дорогам в далекую Францию. За Семена Архипова, за его товарищей есть кому отомстить. В победу над врагом верил русский народ и верил опытный полководец Кутузов, предсказавший двадцать девятого октября 1812 года в своем приказе: «Земля русская, которую мечтал он поработить, усеется костьми его». Этому предсказанию народного полководца Верещагин посвятил картину: «На большой дороге — отступление и бегство».