Повесть о Верещагине

— Не праздный вопрос, — заметил на это Жером, — и не новый для всякого, кто думает о своем месте в искусстве, в частности в живописи. Но тут не может быть общей мерки для любого и каждого. Известно, что люди — это не металлические франки, не луидоры, не все равны между собой, а художники тем более. Да и было бы плохо, если бы между ними часто встречались близнецы. Искусству присуще разнообразие. В этом его первейшее отличие от производства обуви, пуговиц, подтяжек и прочих вещей. Картина, монумент, поэма — это не вещи, а произведения. И человек, создающий произведение, имеет свои способности, склонности и вкусы. Зная вас, Верещагин, скажу вам: вы — человек настойчивый, упорный в труде, одаренный, способный довести свою даровитость до уровня талантливости. В этом я уверен. Любовь к жизни, стремление быть близким к народу, сила творческой фантазии проявляются во всех ваших рисунках, эскизах, этюдах. Если к этому вы, становясь художником, добавите знания, приобретенные вами в Петербурге и Париже, и усовершенствуете свои, верещагинские, приемы, — будьте уверены, вы будете победителем…

— Спасибо, профессор! Приложу все силы, чтобы оправдать ваши надежды. Но все-таки мне кажется, что общим и обязательным условием для любого и каждого настоящего художника должна быть свобода творческой мысли и деятельности.

— Свобода — это великое понятие!.. — сказал Жером. — Деятелю искусства свобода нужна как воздух, вода и пища. Иначе он ремесленник, изготовляющий мелочь на потребу безвкусицы. Не смешивайте настоящих художников в людьми, малюющими всякую пошлость в угоду обывателям. Великие мастера творили свободно, но поймите, друзья мои, — обращаясь ко всем ученикам, продолжал Жером развивать свою мысль, — их свобода была относительной. И вы как бы радужно ни представляли себе тип свободного художника, — помните, что его творческая свобода должна соответствовать интересам общества, а не узкого круга. Прошу не понимать под «узким кругом» таких ценителей искусства, какими были, скажем, Вольтер и Дидро, отражавшие в своих трудах мнение передового общества…

Вечерело. На площади Согласия зажглись тысячи огней.

— Отдохнули… Пора, друзья, расходиться. — Жером встал, за ним поднялись его ученики. — Кому со мной по пути в сторону Академии художеств, провожайте.

Часть его учеников, попрощавшись, разбрелась в стороны узких улиц, примыкавших к Елисейским полям; другие, в том числе и Верещагин — им было по пути, — пошли провожать Жерома до Академии. Медленно они шагали по аллеям, обрамляющим площадь со стороны сада Тюильри, затем вышли на набережную Сены, где вечерний воздух был чище, свежей и дышалось легче. Жером сказал Верещагину:

— Наш разговор о свободе в искусстве считайте только начатым. Возьмите в библиотеке Академии размышления и заметки женевского художника, когда-то профессора эстетики, Рудольфа Тёпфера. В его книге, изданной в Париже в сорок восьмом году, вы найдете интересующие вас сведения о нравах художников. Прочтите и считайте это продолжением нашей беседы. И если отдельные мысли Тёпфера совпадут с вашими, пока еще не оформленными и не обобщенными, не удивляйтесь. Это будет свидетельствовать о правильности ваших размышлений.

В тот же вечер Верещагин успел побывать в библиотеке. И, меняя книги, он ухватился за Тёпфера, рекомендованного Жеромом.

…Время приближалось к летним каникулам. Старик отец перевел Верещагину в Париж небольшую сумму денег из наследства, оставшегося после умершего в Любцах дяди Алексея. Деньги были очень кстати. Верещагин намеревался в каникулы вновь поехать в Закавказье, изучать там быт народа и рисовать для будущих работ. Это намерение, благодаря отцовской помощи, оказалось вполне осуществимым.

Вторая поездка в Закавказье

Из Парижа в Закавказье Верещагин ехал не через Петербург, а через Женеву, Вену и по Дунаю — до Черного моря. В Женеве он задержался на несколько дней у своего брата Николая, заканчивавшего в ту пору обучение образцовому ведению сельского хозяйства и сыроварению. Николай, довольный неожиданным приездом брата, водил его по городу, по цветущим бульварам и паркам, показывал музеи Женевы, гавань с многочисленными кораблями, красивое Женевское озеро, защищенное горами от всех ветров, приозерные поля, виноградники, хозяйства фермеров и швейцарские сыроварни. Усталые после долгих экскурсий по городу, они отдыхали на солнечной веранде, обрамленной зеленью, и вели задушевный разговор. Николай, на первый взгляд тихий человек, увлеченно рассказывал о том, как он наконец усвоил способы изготовления различных сыров — швейцарского, лимбургского, голландского, тильзитского, как делаются сыры бри и честер, и какой они имеют вкус, и какие на них существуют цены.