Повесть о Верещагине

Осажденные воспрянули духом. Они участили и усилили вылазки, от обороны начали переходить к нападению. И когда в степной дали, в жарких песках, всколыхнулась облаком горячая пыль, бухарцы поняли, что движутся главные силы русских. Отступив от города, они скрылись в горах, граничащих с Персией и Афганистаном. Самарканд горел. Трещали в огне и рушились дома с плоскими крышами, чайханы и лавки. В клубах желтого дыма, возвышаясь над пожарищем, виднелись недоступные пожару огнеупорные купола мечетей, зубчатые верхи минаретов и окруженные зеленью деревьев, расположенные в стороне от жилищ мавзолеи. Выстроив остатки гарнизона, Кауфман поблагодарил солдат и командиров за верность долгу и отвагу. Он распорядился назвать имена отличившихся для представления к награде. Раздались дружные голоса:

— Верещагин!

— Он молодец, храбрец из храбрецов!

Полковник Назаров сказал генералу:

— Так точно, ваше превосходительство, господин Верещагин всех удивил и восхитил своей храбростью. Он заслуживает представления к награде.

— Желание ваше будет удовлетворено, — благосклонно ответил генерал и, позвав к себе в штаб Верещагина, поблагодарил за геройство. Обращаясь к сидевшим штабным офицерам, он приказал подготовить ходатайство в Георгиевскую думу о награждении Верещагина крестом четвертой степени.

Василий Васильевич выслушал генерала с полным равнодушием. На его загоревшем, обросшем черной бородой лице не отразилось ни малейшего признака радости. Совсем не по-боевому он ответил Кауфману:

— Ваше превосходительство, победа-то победой, но досталась она слишком дорогой ценой. Солдаты справедливо роптали — зачем оставлен был на произвол судьбы столь незначительный гарнизон. В этом гарнизоне было около трехсот раненых. Многие из них, напрягая последние силы, погибли с оружием в руках. Ваше превосходительство, господа офицеры, — шапки долой! Память павших почтите вставанием!..

Генерал пожал плечами, но первым встал с походной табуретки, за ним поднялись со скамеек удивленные дерзостью Верещагина офицеры. И как только они сели на свои места, Верещагин сказал более спокойно, обращаясь к Кауфману:

— Будь, ваше превосходительство, наш гарнизон покрепче, эти бухарские головорезы не посмели бы напасть. Не было бы резни, и город не горел бы. Меня, ваше превосходительство, благодарить не за что: на моем месте в минуту опасности так поступил бы каждый. Я — штатский, и мне не к лицу награды… Солдаты, а не я, заслуживают наград.

— Дерзко сказано! — нахмурился генерал. Краска бросилась ему в лицо, но, быстро овладев собой, он, иронизируя, обратился к штабным офицерам: — Господа офицеры, скажите, как поступить с этим штатским «прапором» — или крест, или арест?..

— Арестовать!

— Неслыханная дерзость!.. — Но он безумец-Верещагин стоял перед штабными тяжело дыша и смотрел на каменные ноздреватые плиты.

— Господа, — сказал Кауфман. — Художник устал и не ведает, что говорит. Я ему прощаю дерзость. Он, господа, придет в себя. Ему нужна покойная обстановка. Не вредно будет ему недельку отдохнуть… на гауптвахте…

Так, не успев стать георгиевским кавалером, Верещагин оказался первым русским арестантом в завоеванном Самарканде. Возмущенные таким оборотом дела, глухо негодовали опечаленные солдаты:

— Как быть? Нашему-то Выручагину ни за что ни про что угрожает полевой суд!..

— Жаль, справедливый, смолчать не смог.

— Вот теперь и жди… Против ветра не надуешься, супротив начальства нелегко устоять.

Солдат-часовой, стоявший у гауптвахты, где отсиживался Верещагин, подходил к узкому оконцу, закрытому ставней, и, нарушая устав караульной службы, заводил, тяжело вздыхая, откровенный разговор:

— Василий Васильевич, как же это получилось? Такого доброго человека — да под арест. Что же это такое?

— Ничего, служивый! — отвечал Верещагин. — В жизни всё случается. Не будем горевать. А вот сменишься с поста — принеси-ка мне бумаги и карандаш. Чтобы не лезла всякая чепуха в голову, я буду писать о событиях в Самарканде.

Через несколько дней Кауфман освободил его из-под ареста.

Наградной лист был послан в Петербург, в Георгиевскую думу…

«Забытый» и другие

После самаркандских событий Верещагин на некоторое время выехал из Средней Азии в Петербург. Намеревался он поехать в Париж и там работать над картинами по материалам, собранным в Закавказье и Туркестане. Но в эту пору разразилась война между Францией и Пруссией. Время оказалось самым неподходящим для проживания в Париже, тем более что немецкие войска, одерживая победы одну за другой, через непродолжительное время в решительной схватке около крепости Седан разбили французскую армию и заставили ее капитулировать. Незадачливый император Наполеон Третий послал своих уполномоченных к прусскому королю Вильгельму с запиской: «Так как мне не пришлось умереть в рядах моих войск, то мне остается теперь лишь передать мою шпагу в руки вашего величества».