Повесть о Верещагине

«М. Г. Покорно прошу Вас напечатать следующую выдержку из письма В. В. Верещагина, которое я только что получил из Дунайской армии: «Я иду с передовым отрядом в дивизионе казаков генерала Скобелева и надеюсь, что раньше меня никто не встретится с башибузуками». Этот факт, мне кажется, будет интересен многим у нас. Верещагин — первый пример русского художника, покидающего покойную и безопасную мастерскую для того, чтобы пойти под сабли и пули и там, на месте, в самых передовых отрядах, вглядываться в черты великой современной эпопеи — освобождения народов из-под векового азиатского ига.

Зато у одних только подобных художников, у тех, для кого художество нераздельно с жизнью, у них только и бывают те создания, что захватывают и наполняют душу. В этом талант Верещагина родственен таланту первого современного нашего писателя, графа Льва Толстого. Кто знает, быть может, из-под кисти Верещагина выйдут теперь такие же потрясающие и глубоко художественные картины, какие у того из-под пера вылились однажды рассказы о сражающемся Севастополе. В отношении жизненной правды склад обоих художников — одинаковый.

В. Стасов»

На Балканах

Война увлекла Верещагина. В эту боевую пору некогда было думать о чем-то другом. Изредка он писал короткие письма; почаще и пространней писал в Петербург Стасову. Находился Верещагин при штабе генерала Скобелева, которого он знал еще по Туркестану. Тогда Скобелев был молод, задирист и хвастлив, любил порой преувеличить свои боевые заслуги, однако не раз проявлял отвагу в военном деле и получил двух «Георгиев». За десять лет поручик Скобелев дослужился до генерала и первое время на Балканах был в должности начальника штаба у своего отца — генерал-лейтенанта Дмитрия Ивановича Скобелева, которого офицеры и казаки особенно недолюбливали за то, что он стар, медлителен в своих действиях и забывчив. Казаки хотели, чтобы ими командовал молодой генерал, дважды георгиевский кавалер — Михаил Дмитриевич Скобелев. Так в скором времени и случилось. Видимо, старик пошел на уступки сыну, с назначением которого на должность командира казачьей дивизии согласилась и Ставка главнокомандующего. Верещагин и Скобелев, узнав друг друга ближе, скоро стали неразлучными боевыми друзьями…

Брат Василия Васильевича, Сергей Верещагин, служил у Скобелева адъютантом и был у него на хорошем счету. На Балканах, как и в Туркестане, Василий Васильевич не носил военной формы, но с кавказской шашкой на узком ремешке и с револьвером не расставался. Штаб скобелевского соединения располагался в эти первые дни войны на левом берегу Дуная, в городе Журжево. С противоположного берега турки начали бомбардировать Журжево; в первую очередь подвергли обстрелу порожние баржи, стоявшие у берега, видимо принятые за десантные суда. Верещагин спустился с берега и пристроился с альбомом на одной из барж. Снаряды рвались вокруг: некоторые падали в Дунай — и от их разрывов фонтанами вздымались брызги, некоторые ударялись в крутой берег — и черный дым с желтым песком, с комьями земли и камнями высоко взлетал. Верещагин сначала бесстрашно наблюдал за разрывами снарядов и торопливо зарисовывал их форму и цвета, полагая, что в большом хозяйстве художника-наблюдателя пригодится каждая правдивая, вовремя схваченная деталь. Два снаряда угодили в баржу, где он находился. Оглушительный треск разрывов заставил Верещагина вздрогнуть. Он выронил альбом. Карандаш, зажатый пальцами, переломился надвое.

«Все-таки оробел, — подумал Верещагин. — Однако же цел и невредим».

Сделав еще два-три наброска, он дождался перерыва в бомбардировке и не спеша поднялся с полуразбитой баржи на берег, где его уже разыскивали.

Старик Скобелев, страдавший отрыжкой и потому прозванный среди офицеров «Рыгун-пашой», встревоженно спросил:

— Василий Васильевич, где это вы были?

— На одной из барж. Очень заинтересовался, как рвутся гранаты. Вот и наброски в альбоме…