Повесть о Верещагине

Верещагин и Яблочков встретились в Лондоне и договорились. Пока переправляли из Парижа картины, Яблочков установил во дворе музея необходимые приспособления и осветил галерею «русским светом», который можно было регулировать посредством электрического тока. Верещагин остался весьма доволен, не менее доволен был и Яблочков. Но, как ни странно, усовершенствованный свет Яблочкова оставался во время выставки почти незамеченным. В Англии уже было известно, что на смену этому изобретению идет новое изобретение другого русского физика — Александра Николаевича Лодыгина, получившего за лампочку накаливания Ломоносовскую премию. Но Яблочков не был в унынии от успеха Лодыгина, видел в нем продолжателя своего дела. В  разговорах с Верещагиным Павел Николаевич не раз подчеркивал, что зажженный им свет ярко вспыхнет тогда, когда Лодыгин усовершенствует свою лампочку. Этот здравый взгляд пионера электротехники вскоре подтвердился практикой жизни и наукой, быстро шагнувшей вперед…

Выставка картин Верещагина в Лондоне имела огромный успех.

С наибольшим интересом и вниманием посетители отнеслись к верещагинским картинам индийского цикла. В этих картинах англичане примечали любопытные этнографические подробности, схваченные русским художником в колониальной стране. Как только открылась выставка, Верещагин немедленно расстался с Лондоном, вернулся в Мезон-Лаффитт и снова затворнически начал работать в своей мастерской. В то время, когда англичане восхищались его индийскими работами, среди которых еще не было картины «Английская казнь в Индии», и высказывали противоречивые мнения по поводу произведений на тему русско-турецкой войны, Верещагин завершал новые балканские картины, готовясь к Парижской выставке.

Стасов и Тургенев, один — в России, другой — во Франции, старались всячески поддержать Верещагина. Стасов не был на Лондонской выставке, но тщательно, как и всегда, следил за английскими газетами и обобщал для русской печати восторженные и отрицательные отзывы. Сам Верещагин избегал репортеров и обозревателей художественных выставок. Он даже не пустил к себе в мастерскую царского наследника — будущего императора Александра Третьего, пожелавшего посмотреть его балканские картины. Он не пошел на прием к президенту Академии художеств, князю Владимиру Александровичу, находившемуся в те дни в Париже… «Занят делом, не имею времени разговаривать с высокопоставленными особами, праздно шатающимися по заграницам», — отвечал он не без дерзости приходившим к нему адъютантам этих особ.

В конце 1879 года верещагинская выставка перекочевала из Лондона в Париж. Она дополнилась новыми картинами на темы русско-турецкой войны и вызвала огромный интерес французской публики.

Для усиления внимания к живописи Верещагина Тургенев обратился со следующим письмом к редактору газеты «Репюблик»:

«Мой дорогой, Вы были бы очень любезны, если бы объявили в «Республике» о выставке картин моего соотечественника и друга В. Верещагина, которая открывается 15-го в клубе улицы Вольней и продолжится только две недели. Есть этюды Индии — этюды и большие оконченные картины — потом значительные полотна, сюжет которых взят из последней Балканской войны (Вы знаете, что Верещагин в ней принимал личное участие: он даже был ранен). Все это оригинально, в очень сильных красках и поразительно по правдивости и точности воспроизведения типов. Верещагин бесспорно самая интересная артистическая личность, какая имеется сейчас в России. Может быть, Вы пожелали бы высказать мнение о Верещагине? Выставка уже открыта — пока еще не для публики.

Я Вас заранее благодарю и жму сердечно Вашу руку

Преданный Вам И. Тургенев».

Как только открылась в Париже выставка картин Верещагина, непрерывным потоком хлынули на нее десятки тысяч парижан. Шли на выставку люди из простого народа — рабочие, ремесленники. Шли крестьяне из столичных предместий. Приходили знаменитые художники Франции, поздравляли Верещагина с успехом, сравнивали его творчество с творчеством Курбэ, Ораса Вернэ, что было признаком высокой похвалы. Старик Жером, у которого некогда учился Василий Васильевич, любовался его картинами, обнимал художника, гордился им.

В письмах к Стасову Верещагин сообщал: