— Стой! — скомандовал возмущенный Котловец своему механику-водителю. — Сейчас я с ними иначе поговорю. Даром, что ли, мы их всю ночь охраняли.
Котловец вылез из башни.
— Наводи пушку под кузов! — крикнул он в люк артиллеристу. — Что? Ни черта не видишь? А ты не смотри, ты меня слушай.
Пригнувшись, капитан нацелился прищуренным глазом на ствол своего орудия.
— Левее… Правее… Чуть ниже, — командует комбат.
Артиллерист послушно крутит штурвальчики подъемного и поворотного механизмов.
Преследуемый неумолимым лучом, бронетранспортер прибавил ходу. Еще немного, и он достигнет рощи.
— Уйдут, товарищ гвардии капитан, уйдут же! — не выдержал кто-то из автоматчиков.
— Не уйдут! — отмахнулся Котловец. — Чуть повыше, друже! — крикнул он артиллеристу. — Вот так. Хорош… Огонь!
Одинокий выстрел прокатился далекими раскатами. Щепками взлетела в воздух вражеская машина, опрокинулась вверх колесами пушка. Длинная пулеметная очередь прострочила красными и зелеными стежками пространство от танка до пытавшихся бежать немцев…
— Проверить каждую машину в колонне, — приказал комбат. — Может, еще кто пристроился и желает удалиться, не попрощавшись. Нахалов надо учить вежливости. Раз уж попались, надо сдаваться честно и благородно. Никто бы их не тронул. Хорошо еще, что эти думали только о том, чтобы драпануть. Будь они посмелее, сколько бы дров могли наломать… С вечера накормили какого-то дурня, ночью сопровождаем с почетным эскортом орудие. Черт знает что такое! Приказываю смотреть в оба! — закончил он короткое совещание с командирами рот.
Вчера вечером действительно произошел такой случай.
Повар Павлик раздавал горячий суп. Моросил дождь. Солдаты, накрывшись плащ-палатками, в большинстве трофейными, поочередно протягивали свои котелки. Повар ловко орудовал поварешкой, стараясь, чтобы каждому попал в суп кусок мяса. Ему не нужно было даже смотреть на лица солдат: он давно уже знал наперечет все котелки и по ним узнавал их хозяина. Но вот, взмахнув в который раз черпаком, солдат невольно задержал руку. В этот котелок он уже наливал суп всего несколько минут тому назад. Он его отлично запомнил: уж очень грязной была посуда. Повар даже хотел прикрикнуть на грязнулю, тем более что и котелок был незнакомый, но сдержался: «Наверное, кто-нибудь из автоматчиков, замотался, бедняга, некогда и себя в порядок привести. На броне сидеть — не то что мне с кухней сзади ехать».
Мысленно посочувствовав незнакомому солдату, повар даже кусок мяса выбрал для него побольше. Но нахалов честный Павлик не любил: «Еще не все пообедали, а он за второй порцией тянется».
— За добавкой придешь потом, — заявил Павлик, отстраняя котелок. — Э, да там еще и суп есть. Ну и жадный же ты, брат!
Следующий по очереди солдат нетерпеливо оттолкнул просителя добавки. Распахнулась плащ-палатка. Павлик так и застыл с поварешкой в руке и с открытым ртом: перед ним стоял солдат в чужой форме.
— Братцы, да что же это? Немца кормим? — растерянно воскликнул наконец Павлик.
В один миг солдаты сгребли «гостя» в охапку и оттащили в сторону.
На шум прибежал Котловец. Узнав, в чем дело, капитан долго раскатисто хохотал. Немец, весь сжавшись, со страхом, исподлобья смотрел на офицера, машинально прижимая к груди котелок с остатками супа.
— Ты, что же это, с нами воюешь, а на наши харчи позарился? — спросил Котловец.
Пленный быстро заговорил, часто прикладывая свободную руку к сердцу, будто призывая его в свидетели, что он говорит правду.
— Он не немец, он — мадьяр. Он старый и больной человек. Он не воевал и не хотел воевать с русскими. Его только недавно мобилизовали, и сегодня утром в первом же бою он убежал. Он мог бы просто переодеться на каком-нибудь хуторе и уйти домой. Но он солдат, а солдат, если не хочет воевать и хочет быть честным, должен сдаться в плен. Он и хотел сдаться в плен, но заблудился, — перевел подоспевший переводчик.
— Так что же он, если такой уж честный, кухню нашел, суп съел, а в плен все-таки не сдался? — недоверчиво спросил Котловец.
— Очень кушать хотелось. Немцы мадьярские части снабжают плохо: больше суток ничего не ел. Как услышал запах горячего супа, подумал: «Поем, если удастся, а потом сдамся. В плену, может, не сразу поесть дадут», — грустно ответил пленный.
Он действительно был пожилой человек и очень тощий, в глазах застыла голодная тоска. Страха в них не было — только голод и какая-то безразличная покорность судьбе.
Котловец мельком глянул на окруживших пленного танкистов; они смотрели на мадьяра с явным сочувствием.
— Накормите его до отвала, водки дайте, пусть согреется. А потом… — Котловец задумался, еще раз окинул взглядом сгорбленную фигуру пленного и, вынув блокнот, быстро размашистым почерком написал несколько строк, — потом отпустите его на все четыре стороны. А это вам что-то вроде пропуска. — Он сунул мадьяру в руку листок из своего блокнота.