Остер! Сразу все вспомнилось: переправа, завывание фашистских бомб и громовой голос артиллерийского подполковника, командовавшего переправой, физически почувствовала на руках тяжесть его забинтованной раненой головы…
— Товарищ полковник! Так это вы? Живы?.. — закричала я. — Ну, помните, Остер, бомбежка?.. Вы еще сначала меня ругали за то, что я ухожу, а я никуда и не уходила. Помните? Сестрой я была… раненых собирала… а потом вы Шуру подобрали, помните — сестру, контуженную, а потом и вы были ранены, а потом на шоссе вы лежали, на машине… — волнуясь, быстро и бессвязно говорила я.
— Постойте, постойте! — тоже заволновался полковник, и вдруг загремел его оглушительный бас:
— Ты?!
Я не успела опомниться, как очутилась в его могучих объятиях.
Раздались аплодисменты. Полковник рассказал более связно, чем я, о памятной встрече на переправе через Остер.
— Ну как ее узнаешь теперь? Танкист, лейтенант, а тогда девчушка была, от земли не видно.
— Положим, я и тогда была достаточно длинной, это с вашей высоты вы меня не заметили.
— За такую встречу не грех и выпить, — решил «батя». — Выпьем за то, чтобы всем нам выпала такая радость — встретить на дорогах войны своих боевых друзей, выпьем и за встречу после войны.
Когда в столовой мне налили водки, я храбро отхлебнула глоток и закашлялась.
— Не научилась еще, — усмехнулся «батя». — И хорошо. И не надо, дочка. Не учись. Ты девушка и не должна походить на нас, бывалых солдат. Ругаться умеешь?
— Нет.
— И не смей.
На следующий день «батя» ехал в штаб армии и взял меня с собой. Он обязательно хотел сам отвезти меня к танкистам и по приезде на место сразу же разыскал блиндаж командующего БТ и МВ[4]
армии. Не успели мы с «батей» сойти с последней ступеньки в блиндаж, как он загремел:— Здорово, танкисты, принимайте пополнение: боевого лейтенанта привез!
В блиндаже было темно.
Я вышла из-за его широкой спины и, стараясь скрыть волнение, доложила сидевшему за столом полковнику:
— Лейтенант Левченко прибыла в ваше распоряжение для…
Навстречу мне из-за стола поднялся Вахрушев:
— Вот неожиданность! Ты ли это?..
Немало таких встреч происходило в те дни на дорогах войны. И что больше волновало: радость ли свидания со старыми друзьями, или наглядное представление о том, как каждый из нас, а с нами и вся армия выросли за эти год-полтора, — трудно сказать.
Армия, в которую я приехала, да и весь фронт готовились к новому наступлению.
Полковник хотел было назначить меня на время операция офицером связи при его штабе. Я взмолилась:
— Пошлите меня в часть, дайте повоевать на танке!
И мой старый комбриг направил меня в полк, где накануне выбыл из строя командир танкового взвода. Наконец-то я буду командовать взводом и сама вести в бой танки!
Всю дорогу очень волновалась, стараясь представить себе моих будущих подчиненных и продумывая всевозможные варианты первой встречи со взводом.
Все оказалось значительно проще. На официальное представление и прием взвода просто не было времени: завтра в бой.
Я обошла свои танки, познакомилась с офицерами и с экипажами. Знакомых людей не было, но мне с первой же минуты показалось, что всех их я хорошо знаю.
Уже вечером, подойдя к танку, в котором обнаружилась какая-то неисправность, я увидела торчащие из отделения сапоги и услышала, как механик-водитель, который возился в танке, пояснял стоявшему около машины танкисту причину неисправности. При этом названия деталей пересыпались выражениями, имеющими весьма далекое отношение к технике. Я вышла из-за деревьев. Тот, что стоял у танка, крикнул:
— Командир взвода идет!
Торчащие из танка сапоги зашевелились с явным намерением исчезнуть внутри машины.
— Что случилось? — спросила я.
— Вторая передача не включается. Сколько уж времени с ней возимся!
— Может, вы посмотрите? — просто сказал командир танка.
Я даже не подумала отказаться от такого предложения я, признаюсь, в глубине души обрадовалась, что ко мне обращаются за помощью.
— А ну, вылазь, дай-ка я взгляну! — крикнула водителю.
— Не вылезу, — глухо раздалось из танка. — Совестно.
— А зачем ругался?
— Так разве ж я ругался? Это ж я для связки слов…
— Все равно вылазь. Что ж, я так и буду твои сапоги рассматривать, пока ты будешь слова связывать?
Склонившись над раскрытым люком, я вдруг подумала, что, может быть, мне и не стоило браться за ремонт: ведь хорошо, если сумею помочь танкистам, а если нет… Это значит надолго, а может быть, и навсегда, потерять авторитет командира. Но тут же отогнала от себя сомнения: я должна найти неисправность, и я найду ее!