Повесть о военных годах

Я забралась в башню.

— Теперь жми, будем сегодня в твоем Смоленске! — крикнула я механику-водителю и добавила: — Думаешь, мне меньше твоего хочется быть в Смоленске первой?

— Вот спасибо, товарищ лейтенант, — прозвучал ответ.

«Тебе спасибо, дорогой! — подумала я. — Если бы не твое и твоих товарищей мастерство, не успели бы мы к началу атаки». Действительно, танки прибыли к месту назначения как раз вовремя.

Танки шли вдоль шоссе Москва — Минск.

Ночью, среди болот и перелесков, занятые только одной мыслью — как бы скорее вывести танки на сухое место, мы мало прислушивались к тому, что происходило вокруг. Порой даже казалось, что в окружающем лесу, кроме нас, никого больше нет.

Сейчас, получив возможность оглядеться, мы увидели массу войск, приготовившихся к атаке.

В сводках Совинформбюро писали просто: «Войска Западного фронта перешли в наступление». А как торжественно звучали эти слова! Величие наступления потрясало. На всю глубину прифронтовой полосы победно гремели пушки наступающих войск.

Нескончаемым потоком изо всех сил догоняло наступающий фронт пополнение. И наполнились жизнью казавшиеся до сих пор тихими леса, сбросили с себя зеленые маскировочные одежды танки и орудия. По пустынным ранее дорогам сплошной лавиной ринулись автомашины, орудия, повозки, тракторы.

«В пыль дорог Смоленщины тяжелыми свинцовыми каплями падает кровь наших изболевшихся сердец. По этим вехам мы найдем дорогу обратно. Мы вернемся, и мы победим», — продиктовал мне два года назад Саша Буженко, когда я писала письмо в свою школу.

Если бы он мог увидеть всю мощь наступления, которого мы даже в самых смелых мечтах не могли себе тогда представить! Если бы он мог увидеть, с какой силой воплощается в победу вера и воля солдат сорок первого года! Вера в несокрушимость своего народа, своей Родины. Наклонилась и подняла серый комочек земли. Может быть, именно сюда упала та символическая капля крови честного и мужественного Сашиного сердца?.. Что ж, пусть тогда она будет со мной в бою за Смоленск.

Я аккуратно завернула в носовой платок рассыпающийся комочек и спрятала в карман.

Началась артподготовка.

Старший лейтенант, командовавший стрелковым подразделением, вместе с которым предстояло действовать моему взводу, указал мне два отдельных домика на окраине города.

— Туда наступаем, — сказал он. — Только вы огонька не пожалейте. А главное, во-он за овражком — проволочное заграждение. Мы его ночью немного покусали, но вы дорожку пошире сделайте. Мин там нет, — предупредил он вопрос.

В небо взвилась красная ракета: «Атака!»

В эти минуты плохо слышно даже в ТПУ[5]. Но каждой клеточкой ощущаешь грозное биение наступательного боя. Сердца четырех членов экипажа бьются как одно. Взвод вырвался вперед, по вспышкам выстрелов справа и слева видно: много танков идет в бой. Заряжающий только успевает забрасывать снаряды — пушка гулко ухает, во рту знакомый горьковатый привкус.

Вот и проволочные заграждения. Кажется, слышишь, как хрустят подмятые танком колья, как со скрежетом наматывается на гусеницы проволока.

В проделанные танками проходы в заграждении вливается пехота. У солдат открыты рты: кричат «ура!».

Из-за домиков блеснул огонь, рядом с соседним танком разорвался снаряд: артиллерия противника!

— По фашистской батарее осколочным, заряжай! Дистанция восемьсот метров. Огонь! — приказываю командиру идущего рядом танка. — Обходите справа овражком. Уничтожить батарею!

Стреляю и сама.

Разрывы первых, поспешно выпущенных снарядов хлопотливо рассыпались вокруг белых домиков, не причиняя видимого вреда вражеской батарее.

Еще десяток секунд, и стреляем более хладнокровно. Маленькие вулканчики земли и дыма уже взметаются у самой цели.

Справа, по направлению к домикам, устремилась ракета, и почти сразу домики и деревья вокруг них скрылись в вихре огня и дыма. Это наша пехота вызвала на помощь танкам артиллерию.

Батарея противника больше не препятствовала продвижению танков.

Наши пехотинцы ворвались в фашистские траншеи, и множество вражеских солдат, скрытых до сих пор от нас брустверами, рассыпалось по полю. Как трудно сдержать себя при виде бегущего врага! Трудно не поддаться порыву и очертя голову не погнаться за ним, забыв о том, что от тебя отстает пехота.

Уже видны дома Смоленска. Теперь, пожалуй, можно и увеличить скорость.

— Немножко осталось, товарищ лейтенант! — звучит в наушниках возбужденный голос моего механика.

В это время что-то очень яркое больно обожгло глаза. Сразу стало темно и душно. Хотелось расстегнуть ворот гимнастерки, но руки почему-то не слушались. Вдруг, как будто в отдалении, гулко ухнула пушка. «Наша пушка! Кто-то выстрелил!» Даше не подумала, что это моя рука машинально нажала спуск.

…Когда пришла в себя и открыла глаза, то увидела склоненное лицо женщины в белой марлевой косынке. Хотела спросить: «Что со мной? Я ранена?» В это время задребезжали стекла от артиллерийского залпа.

— Где я?

— В госпитале…

— Что это? Бой?

— Это салют! — улыбнулась женщина. — Москва салютует в честь освобождения Смоленска!

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

«НАДО РАСТИ»