Повесть о военных годах

Любовь к танку осталась, но приобрела иной, качественно отличный характер. Я узнала все его тайны и даже капризы, умела подчинять его своей воле. Он был мне послушен, и стоило только сесть на свое место в башне, как неизменно чувствовала, что все в нем: и ритмично работающий двигатель, и холодная сталь пушки, и прозрачный глаз перископа — составляет единое целое, органически связанное со мной самой. Привязанность к танку стала привычной, спокойной и прочной — такой, какой становится любовь людей, проживших долгую совместную жизнь, полную взаимопонимания и доверия.

Короче говоря, я, видимо, уже стала профессиональным танкистом, твердо уверенным, что танки — самый главный и основной род войск, и с неизменным пылом принимала участие в «профессиональных» спорах, которые неизбежно возникали в свободное время где-нибудь на формировании или в госпитале, стоит только сойтись пехотинцам и танкистам, а особенно танкистам и летчикам. Помню один такой разговор в госпитале.

Нас было трое танкистов против одного капитана-пехотинца. Спорили горячо, с жаром, отстаивая превосходство и преимущественную необходимость своего рода войск.

Разговор принял совершению неожиданный оборот, когда лейтенант-танкист, наскакивая в горячке спора на капитана, заявил:

— Без нас пехоте — гроб.

Капитан, проявлявший в разговоре удивительное спокойствие, пожал плечами и с неподдельным сочувствием сказал:

— Жаль мне вас, танкистов. Сидите в своей броневой коробке и не чувствуете ни того, что вокруг вас делается, ни своего соседа, только радио и связывает вас с внешним миром.

— То есть как это не чувствуем? — Мы ожидали любого возражения, но чтобы нас жалели?!

А капитан продолжал:

— Каждый пехотинец в бою всегда чувствует близость товарища и своего командира. Общий порыв бойцов может увлечь в атаку даже самого боязливого. У вас, мне кажется, нет этого «чувства локтя», и я уважаю танкистов, умеющих биться один на один с врагом. Еще вот за что я уважаю танкистов. Мы, пехотинцы, наступая, можем и прилечь под сильным огнем, да и нет у нас такого чувства, что враг стреляет именно в тебя. А когда идут в атаку танки, огонь противника переносится непосредственно на них. Нужно большое мужество, чтобы идти вперед в рост, зная, что враг целится и старается попасть именно в тебя.

Мы не сразу разобрались: обижаться ли нам на такое заявление капитана или гордиться им? Забияка-лейтенант старательно занялся осмотром гипса на своей ноге.

Я много раздумывала над словами пехотного капитана и, пожалуй, потом смогла бы ответить ему, да капитан выписался из госпиталя, а вскоре и я уехала.

Нет, не прав был капитан. Экипаж танка за своей толстой броней не отрешен от внешнего мира, и бьется с врагом он отнюдь не один на один. В тактике есть понятие — «боевой порядок». Рядовой боевого порядка танковой части — каждый танк, — как и автоматчик в пехоте или орудие в артиллерии, имеет в бою свое, определенное приказом командира место. Экипаж танка не только чувствует, что делает его сосед сейчас, но и знает, что он будет делать дальше.

Установленный боевой порядок связывает неразрывными нитями все танки подразделения или части, будь то взвод, рота, батальон или бригада; этот порядок предопределяет все действия танков и подчиняет единому центру — воле командира. Мало того: не только с соседом связан танк в бою. Встретил танкистов сильный огонь вражеских батарей, послали они в его сторону несколько трассирующих снарядов — и на помощь танкам спешит артиллерия; преградило им путь минное поле — и саперы расчищают дорогу танкам. А если трудно пришлось пехоте, прижал ее к земле огонь вражеских пулеметов — невидимый пехотинцами экипаж танка спешит прикрыть их, проложить путь пехоте.

Нет, не прав пехотный капитан. В боевом строю танков взаимодействие и «чувство локтя» ощутимы не менее, чем в пехоте.

В одном согласна я с капитаном: сколько ни видела я танковых атак — и в Крыму, и под Смоленском, и в районе Тирасполя, — каждый раз меня охватывало волнующее чувство гордости за тех, кто так бесстрашию и уверенно ведет боевые машины на вражеские батареи. Самой ведь недолго пришлось командовать, все начальники как сговорились: «Ваше дело — штабная работа». Вот и теперь… Каково-то будет на новой работе в бригаде?

В отделе кадров успокаивали, говоря: «Должность интересная, с большим кругозором, будешь всегда в курсе происходящих событий». Может быть, и так. Но ведь это уже не в танке! Пробовала отказаться — говорят: «Надо расти». Должно быть, я не честолюбива, и перспектива участвовать, так сказать, в «общем руководстве» меня не прельщает, предпочитаю быть в числе винтиков-исполнителей. А офицером связи — это значит бесконечно носиться от штаба бригады к батальонам, что-то уточняя, разъясняя, передавая боевые приказы и распоряжения, а кто-то другой будет выполнять их.

Да, не очень ясной и, главное, не очень радостной представлялась мне моя новая работа. Но приказ есть приказ, ничего не поделаешь, придется «расти».