Читаем Повесть об отце полностью

Вскоре вышел из своего уединения Николай Дмитриевич и начались обычные расспросы: как доехали, надолго ли, что заинтересовало в Москве, в каких театрах бывали и т. д.

— А у нас сейчас идет пьеса Булгакова «Дни Турбиных». Я вам дам записочку — посмотрите!

— Мы были только что в филиале, смотрели «Аракчеевщину», очень понравилось. Замечательно играли Яблочкина и Остужев.

За чаем с сухариками и печеньем у женщин завязались свои разговоры, главным образом о детях, о бытовых условиях. А мужской диалог вращался вокруг книг и писателей. Пары мешали друг другу.

— Пойдемте, — обратился хозяин к гостю, — я покажу вам мою келью, где спасаюсь от всякого шума и суеты.

Мужчины ушли через маленькую дверь в квадратную комнатку без окон, похожую на погребок, метра два-три в длину и ширину. Стены и потолок оклеены обоями, в переднем углу — стол, до половины заваленный книгами, бумагами, на стенах — этюды разных художников и портрет Льва Толстого. У стола — стул и низенькая кушетка. В доме шел ремонт, поэтому писателя так стеснили.

Пошли разговоры о Сибири. Расспрашивая о ней, Телешов рассказал и о своей поездке за Урал в третьем классе — по совету Чехова. В итоге — цикл сибирских рассказов о страшной жизни переселенцев, открывший доступ в толстые журналы. Очень занятно было слушать о встречах и беседах с Чеховым. Малютин спохватился:

— Может быть, я вас задерживаю. Вы, наверное, что-нибудь пишете?

— Нет-нет, я человек свободный, не беспокойтесь.

По просьбе гостя Телешов познакомил с началом своего творческого пути, с организацией знаменитого общества «Среда», а затем музея МХАТа, который он возглавлял до конца дней. Так завязалась дружба отца с этим писателем, продолжавшаяся многие годы.

Николай Дмитриевич подарил отцу немало книг и все издания своих мемуаров, начиная с маленькой книжки 1927 года «Все проходит» до последнего издания 1956 года. Поэтому Малютин и писал однажды ему из Ярославля:

«Сколько все-таки радости, глубокой, светлой радости, дали мне Ваши книги! Ведь тут и «Золотая осень», и «Сухая беда», и «Записки писателя»! Какая глубочайшая сердечная благодарность Вам — за все».

И в другой раз:

«Ваши книги — это спутники нашей жизни».

В десятой главе «Записок писателя» Телешов с неподдельной теплотой пишет о Малютине:

«После долгого перерыва, — рассказывается в ней, — я получил от него дружескую весть из далекого и глухого северного угла нашей родины — Кежмы, где в январе, как он пишет, недели три была «теплая погода — градусов в тридцать». А то здесь нередко бывает и свыше пятидесяти градусов, когда, по его словам, «в воздухе стоит белый морозный туман, в котором спрятался лес, и весь горизонт словно выбеленная известкой стена, за которой скрылось все интересное и привлекательное…

…Много поработал на своем веку этот скромный самобытный поэт, вышедший из народных глубин, и сам себе заработал в жизни хорошую и счастливую старость».

В ноябре 1952 года к юбилею Николая Дмитриевича Малютин сочинил шуточное стихотворение и послал его Телешову. Оно было прочитано на вечере и доставило наслаждение юбиляру:

«Ваш чудесный стишок так хорошо и легко написан, что если б даже и не относился ко мне, я все-таки очень ценил бы его, как произведение легкого и сердечного характера. Написан мастерски!»

По признанию Телешова, после прочтения присутствовавшая на празднестве

«многочисленная рать, так хорошо улыбаясь, разразилась необычайным грохотом аплодисментов, таким треском и громом, что я был чрезвычайно обрадован за Вас».

Завязалось знакомство с В. В. Вересаевым, В. А. Гиляровским, И. Н. Потапенко, И. И. Горбуновым-Посадовым и другими.

На литературном вечере один из старейших писателей Игнатий Николаевич Потапенко занес в мои альбом такие строки:

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное