– Приятных минут, – крикнул он из-за дверей.
– Я вам все равно ничего не скажу. – Маша с ненавистью посмотрела на Кутькова. – Зря, между прочим, разделись… Вы уродливы…
Он ударил Машу по щеке, но она резко, изо всей силы провела ногтями по его лицу. Брызнула кровь. Кутьков взвыл и толкнул Машу к стене. Она ударилась о край ванны и рухнула на пол.
Кутьков бросился на нее, стараясь разорвать платье. Посыпались пуговицы. Маша сопротивлялась из последних сил. Кутьков хрипел, дыша ей в лицо крепким водочным перегаром.
– Говори, стервь, скажешь – отпущу, слово уркагана! А промолчишь – изуродую так, что потом никому не нужна будешь!
Маша задыхалась. Свет в глазах померк.
Она уже не слышала, как вбежал в ванную Плавский, не почувствовала, как отпустил ее Кутьков, не увидела, как спустя две минуты после бегства бандитов в квартиру вломились Никифоров, Афиноген и Коля…
– Что мы имеем? – спросил Трепанов. – Имеем визитную карточку Берендея – раз, имеем ее – два, имеем ее – три! А что это значит? Это значит, что убиты трое наших, убита секретарша из банка по имени Таня. И убиты Жичигины. Зачем это понадобилось Кутькову? Рассуждаем: наших убил, чтобы завладеть валютой. Таню убил, чтобы она не выдала его связь с Жичигиным. Жичигиных убил… Вопрос первый: зачем или почему Берендей убил Жичигиных? Никифоров, что ты думаешь?
– Не поделили чего-нибудь, – буркнул Никифоров.
– А ты, Кондратьев?
– Что могут не поделить бандиты, – сказал Коля. – Деньги, я считаю…
– Правильно, – поддержал Афиноген.
– Согласен, – кивнул Трепанов. – Вопрос в том, что за деньги и вообще… А может, тут есть связь со спецавтомобилем? Ладно… Девушка успокоилась?
– Так точно, – сказал Афиноген. – Дожидается в дежурке. Позвать?
– Сейчас позовешь… Я еще вот что хотел вам сказать, братки. Связь Кутькова и Жичигина очевидна… И вот почему… – Трепанов вынул из сейфа несколько папок с делами, раскрыл одну из них. – Читать вслух не буду – кому интересно – потом ознакомится… Скажу одно: по архивам сыскной полиции Аристарх Николаевич Жичигин проходит как Пузырев Модест Семенович, мещанин города Житомира. В девятьсот шестом году он был исключен с четвертого курса юридического факультета в Петербурге. В тысяча девятьсот девятом году в Житомире Пузырев-Жичигин убил ювелира и был приговорен к двадцати годам каторжных работ. В тысяча девятьсот десятом году бежал с этапа вместе с мокрушником Бессоновым, он же Берендей Кутьков… Вот вам и конец ниточки…
– Начало, если по правде, – заметил Коля и вынул из кармана две стреляные гильзы. – Опять, – улыбнулся он Трепанову. – Капсюль разбит не по центру, имеется загогулина… Тот же самый маузер, товарищ Трепанов.
– Храни, – серьезно сказал Трепанов. – Арестуем владельца – предъявим ему счет… Афиноген, приведи сюда девушку.
Вошла Маша. Она уже успела прийти в себя, и только черные круги под глазами напоминали о недавнем.
– Здравствуйте, – сказал Трепанов, приглядываясь. – Садитесь…
Маша молча села. Вокруг стояли какие-то люди в гимнастерках и кожаных куртках, и все они были на одно лицо, как много раз повторенная фотография.
– Вы находитесь в Уголовном розыске города Москвы, – объяснил Трепанов. – Наша задача – отыскать убийц. Вы помните их приметы?
– Нет, – сказала Маша. – Но даже если и помнила бы – не сказала.
– Почему? – неприязненно спросил Никифоров.
– А кто меня защитит? Вы, что ли? Бандиты могут вернуться в любую минуту.
– А хоть бы и мы! – вызывающе сказал Никифоров.
– Стой, так не пойдет! – вмешался Трепанов. – Вы, барышня, насколько я понял, не доверяете нам?
– А почему я должна вам доверять? – Маша пожала плечами.
– Да нам Советская власть доверяет, а вы… – взорвался Никифоров.
– А я – нет, – спокойно подтвердила Маша. – Если угодно, я могу объяснить…
– Интересно, – протянул Афиноген.
Коля молчал. Девушка была очень красивая. Он был настолько поражен ее красотой, что потерял дар речи. Он только смотрел и смотрел на нее, почти не вникая в суть произносимых ею слов, и все время повторял про себя: «Надо же, какая… Ведь это надо же…»
– …Вот и посудите, что у нас с вами общего, – закончила между тем Маша, – и могу ли я вам верить.
– Во всяком случае, честно, – с уважением сказал Трепанов. – Но это все – в сторону. Мы обязаны, понимаете, не имеем права не договориться с вами! И мы вас убедим, вот увидите… А то, что вы из дворян… Эка беда… Теперь всем нам в одном государстве жить и новую жизнь строить. Главное, надо честно отказаться от прошлого… Нет к прошлому возврата, барышня, все!
– Помочь нам – ваш революционный долг! – заявил Никифоров. – И я рад, что вы это, наконец, начинаете понимать…
– Боже, какую чушь вы несете, – вздохнула Маша. – Я вам черное, вы мне – белое! Вы извините, господа. Я не хотела вас обидеть. Но говорить нам больше не о чем. Позвольте мне уйти?
– Вас проводит наш товарищ, – сказал Трепанов. – Скажите, барышня, а почему вы так уверены, что бандиты вернутся?
– Не знаю, – Маша отвела глаза в сторону. – Но меня это уже не касается. Жичигиных нет, я уеду, и пусть все кончится, как дурной сон…