Повесть об укротителе

— Нет уж, я как-нибудь обойдусь без вашей дружбы. Уходя от Дротянко, Ладильщиков думал: «Какая подлая душонка! Может быть, поэтому он не особенно хлопочет об эвакуации? Неужели он может предать? Ведь русский же он человек!»

На другой день утром в цирк явился офицер милиции.

— Кто у вас директор? — спросил он Ладильщикова.

— Временно Дротянко.

— А кассир?

— Его жена, Берта Карловна.

— Где они?

— Не знаю. Должно быть, на квартире или где-нибудь в укрытии. Берта Карловна очень боится бомбежек. А зачем они вам?

— Да вот уже с неделю они не сдавали в госбанк деньги, вырученные со сборов.

— Они и артистам за полмесяца задержали зарплату, — сказал Ладильщиков.

— Наверно, с кругленькой суммой эвакуировались самостоятельно, в индивидуальном порядке, — иронически проговорил офицер милиции, — но мы их все равно найдем. А если появятся — сообщите нам.

— Хорошо, — проговорил Ладильщиков и с досадой подумал: «Напрасно я вчера не заявил о нем… Бросил цирковое хозяйство и прихватил государственные деньги…»

С тревожными, беспокойными мыслями Ладильщиков поехал на станцию.

Начальник станции, сухопарый, сутулый старик с ввалившимися щеками и красными от бессонницы глазами, сказал:

— Ну что я могу поделать. Разорваться мне, что ли? У меня не хватает порожняка.

— Но у меня ведь ценные звери, дрессированные, — старался убедить его Ладильщиков.

— Товарищ Ладильщиков, мы не успеваем отправлять людей и эвакуировать заводы, а вы суетесь со своими зверями. Не до зверей теперь, поймите! Война!..

Военное ведомство предоставило Ладильщикову один четырехосный вагон. Военный комендант сказал:

— Немедленно грузите служебных собак и эвакуируйтесь в направлении Краснодара. Там получите дальнейшие указания.

Ладильщикову разрешили погрузить в этот вагон и зверей.

— Маша, — сказал Ладильщиков, заехав со станции в цирк, — я поеду в совхоз за собаками, а вы тут с Верой подготовьте животных к погрузке.

В совхозе было пустынно. Скот угнали уже несколько дней тому назад, а рабочие уехали вчера. На территории совхоза валялись какие-то бумаги, тряпки, сломанные колеса. В пустой конторе сидели собаководы-саперы и курили махорку. Пришла машина-трехтонка. Красноармейцы быстро погрузились и сели на пол кузова, придерживая связанных цепочкой собак.

— Давай на станцию, — сказал Ладильщиков, садясь в машину.

Газик фыркнул, пустил синюю струю дыма, прыгнул и остановился. Шофер Лобков включал стартер, крутил заводной ручкой, но мотор не заводился.

— Эх, — с досадой проговорил Лобков, — как на зло в такой момент!..

— У нас дорога каждая минута, — сказал Ладильщиков и подумал: «Надо еще и зверей успеть перевезти на станцию».

К газику подошел пожилой шофер трехтонки и, обращаясь к Лобкову, сказал с усмешкой:

— Видно, отжил свой век твой «козлик».

Вдвоем они покопались в моторе, залезли под машину и, выпачканные грязью, вылезли из-под нее невеселые,

— Ничего не поделаешь, — проговорил шофер трехтонки. — Садитесь с нами, моя надежнее.

— А как же моя машина? — растерянно спросил Лобков.

— Надо нам торопиться. Видите, что вокруг… — ответил Ладильщиков.

Город горел в нескольких местах, и густым дымом заволокло, затуманило каменные дома. Пикирующие юнкерсы тройками и шестерками, волна за волной, налетали на город и бомбили станцию, дороги и мост через Дон. Часто хлопали зенитки, юркие ястребки шныряли в воздухе и строчили по юнкерсам из пулеметов.

Где-то недалеко, за городом, артиллерийская канонада сливалась в сплошной гул.

— Может, на буксире дотянем ее до станции, — нерешительно промолвил Лобков,

— А какой смысл? Чтоб на станции ее бросить? — сказал Ладильщиков.

— Нечего возиться с этим старьем, — проговорил шофер трехтонки и отошел к своей машине.

— Товарищ Лобков, — сказал Ладильщиков, — нельзя оставлять машину врагу, даже ломаную. Поджигай.

Лобков помрачнел.

— Не могу, Николай Павлович. Не поднимается рука, Я на ней десять лет ездил. Мне её новую дали…

— Теперь уже не до жалости, товарищ Лобков. Давай бензин.

Лобков с помощью резиновой трубки нацедил в консервную банку бензин и подал ее Ладильщикову,

— Сами поджигайте.

— Обливай. Давай спички.

Дрожащей рукой Лобков облил мотор и кузов. Передав Ладильщикову спички, Лобков отошел в сторону и отвернулся. Ладильщиков поджег кусок смятой газеты, сунул ее в мотор. Бензин вспыхнул, и желтое, с черным дымком пламя, облизывая металл, торопливо побежало по кузову. Лобков, взглянув на горящую машину, сморщил лицо, словно от боли. Ему казалось, что с гибелью его машины от теряет что-то более значительное и дорогое.