Повесть об укротителе

Зверинец помещался в крытом теплом помещении. Животные и птицы находились в просторных решетчатых вольерах, а посредине стояла «централка» — круглая клетка, в которой молодой дрессировщик Иван Дубняк давал короткие представления. Посетителей было много, особенно детей. Николай Павлович, Мария Петровна и Руслан пришли в зверинец как раз к началу сеанса. В круглую клетку, окруженную снаружи плотным кольцом зрителей, вошел под руку с огромным бурым медведем широкоплечий, круглолицый парень в синей косоворотке и широких черных штанах, заправленных в сапоги. Парень застенчиво улыбался. По виду он казался деревенским гармонистом, человеком с веселой доброй душой. Медведь чинно вышагивал на задних лапах под руку с парнем и одновременно с ним раскланивался во все стороны. Среди зрителей раздался смех. Кто-то промолвил: «Ишь, ты, как человек…» В клетке, около двери на тумбе, сидел на цепи здоровенный дымчатый дог.

Медведь был без намордника.

— Эх, какой чудесный медведище! — с восхищением тихо проговорил Николай, Павлович. — Пожалуй, покрупнее моего Мишука.

— Коля, он на тебя похож, — сказала Мария Петровна.

— Кто?

— Да этот парень. Посмотри хорошенько.

Иван Дубняк танцевал с медведем вальс и ездил на нем верхом. По ходу этих номеров парень угощал медведя сластями и приговаривал: «Молодец, Потап».

Потом в клетку впустили двух длинных рыжих львиц, и парень, обращаясь к зрителям, с улыбкой сказал:

— А это львицы-сестрицы — Сильва и Марта.

Львицы ходили по брусу, прыгали через обруч, ложились в «постель», и в заключение дрессировщик проехался на одной из них верхом?

Работал Иван Дубняк без палки и хлыста — с одним носовым платком. Взмахнет перед мордой зверя платочком и скажет: «Марта, постель», и львица ложится.

— Дядя Коля, а почему он без бича? — спросил Руслан.

— Так приучил зверей.

— Способный парень, — проговорила Мария Петровна.

— Да, способный.

Ладильщиков заметил, что у юного дрессировщика была какая-то особая дружеская связь со зверями, и чем больше всматривался Николай Павлович в этого парня, тем больше он ему нравился. «А и в самом деле, кажется, он похож на меня в молодости,» — подумал Ладильщиков. От этих мыслей ему стало приятно и в то же время почему-то тоскливо.

После представления Ладильщиковы подошли к Дубняку.

— Вы давно этим занимаетесь? — спросил Николай Павлович.

Иван Дубняк покраснел. Он не знал, что на его представлении присутствовал знаменитый дрессировщик, и сейчас, узнав его, смутился.

— Нет, недавно. Я ведь по совместительству выступаю. Я здесь завхозом работаю.

— Вот и прекрасно. Зверевы, наверное, хорошо знаете и посоветуете нам подобрать для аттракциона хорошие экземпляры.

— А какие звери вас интересуют?

— Всякие. Львы, медведи…

Иван Дубняк вдруг погрустнел: «А что, если возьмут моего Потапа и львиц-сестриц…»

— Не знаю… Как директор… — робко проговорил Иван Дубняк.

— Ну, с директором-то мы договоримся. Покажите нам молодняк.

— Молодняк? — обрадовался Иван, — у нас его много… Есть очень хорошие… Идемте, я вам покажу.

Они подошли к большому вольеру, в котором возилось несколько бурых медвежат-пестунов.

— Вот Сенька способный, — сказал Дубняк, показывая на толстого буровато-серого медвежонка. — И Марфутка смирная…

Прощаясь с Дубняком, Николай Павлович сказал:

— А вы приходите к нам в цирк.

— Спасибо, приду. Я вас на арене видел, мне бы на репетициях побывать…

— Приходите. Поговорим. Поработаем. Выйдя из зверинца, Николай Павлович заметил:

— Знаешь, Маша, нравится мне этот парень.

— Ничего, — с иронией проговорила Мария Петровна, — под твой стиль работает.

— Не под мой, Маша, а русским стилем. Привезли из зверинца в одной клетке двух пестунов — серого Сеньку и чернобурую Марфутку. По характеру медвежата оказались разными: Сенька — подвижный, смелый и озорной, а Марфутка — робкая тихоня. Марфутка была похожа на ежа: носик у нее узкий, а широкое туловище покрыто короткими волосами, торчащими во все стороны, как иглы. А Сенька был похож на шута: при ходьбе он смешно вилял задом, и губы у него выворочены наружу, как будто он постоянно улыбался.

Днем медвежата боролись, играли, а к вечеру, утомившись, засыпали в обнимку. Проснувшись рано утром, они тоненько по-собачьи взлаивали — просили есть и, если им задерживали завтрак, Сенька-забияка злился и бил Марфутку. Ели каждый в своей миске, но по-разному: Сенька жадно и быстро, а Марфутка спокойно и неторопливо. Съев свою порцию, Сенька лез к Марфутке, но его отгоняли палочкой, Сенька злился и, набросившись на Марфутку, отгрыз у нее пол-уха. Пришлось их рассадить. После еды Марфутка сосала лапу. Она боялась не только людей и животных, но даже предметов и не садилась на тумбу. А тут еще во время репетиции Цезарь царапнул ее до крови. Марфутка жалобно завизжала и нырнула под тумбу, откуда ее еле выволокли.

— Надо выбраковать эту трусиху, — сказала Мария Петровна, — не будет из нее дела.

— Терпение, Маша, терпение…