Повесть одной жизни

Ко времени появления сына на свет родители жили в просторном доме, построенном предшественником отца Николая протоиереем Евграфом Мазолевским. Кругом дома был разбит большой фруктовый сад, террасами спускавшийся к церкви Св. Илии пророка и доходящий почти до самого леса.

В доме всегда было шумно. Кроме пятерых детей, в комнатах постоянно толпилась крестьянская ребятня, заходили простые женщины из села, чтобы поговорить с матушкой Анной. Отец иногда запрягал лошадь и вез всю детвору за семь километров, на реку Буг купаться, а то снаряжал в лес за земляникой и грибами.

По вечерам семья собиралась под образами, и хором повторялись заученные молитвы: «Отче наш», «Богородице Дево радуйся», «Царю Небесный», «Ангел Божий, хранителю мой», а также «Верую во единого Бога» и неизменные десять заповедей.

Уездные власти постоянно придирались к отцу Николаю, часто вызывали в город отчитываться. Польского гражданства он не имел и притом отказывался совершать богослужение и преподавать Закон Божий по-польски. В стране, переживавшей разгул национализма после смерти Пилсудского, это было просто опасно. То тут, то там шовинисты нападали на православные украинские села, чинили разбой и требовали, чтобы жители переходили в католичество или считали себя поляками восточного обряда.

Уже работал на полную мощность концлагерь в Картуз Березе. В газетах каждый день сообщалось о немцах, предъявлявших к Польше все более жесткие требования за Гданьский коридор. Надвигалась война.

С того самого времени, как Ростислав осознал себя человеком, его религиозные впечатления были очень живыми. Он любил перелистывать «Мою первую священную историю» с иллюстрациями фон Карольсфельда. Не умея читать, мальчуган попросту разглядывал картинки и особенно нравилась ему та, где Иисус благословлял детей. Спаситель наклонялся над ребенком с такой нежностью! Хотя в доме было множество икон, перед которыми он подолгу выстаивал во время молитвы, вера зарождалась в его сердце в результате созерцания знакомых и любимых картинок из «Священной истории». Точно так же ласка матери и ее постоянное пение в доме больше говорили его сердцу о Боге, чем церковные службы с их непонятным для него языком и загадочным действом.

С началом войны по дороге вдоль села потянулись на восток немецкие военные колонны. Они шли днем и ночью, и этот грохот на несколько недель лишил жителей покоя. В доме с тех пор постоянно жили какие-то беженцы, прятались бежавшие из плена русские солдаты, спасались евреи.

С приходом немцев по вечерам в помещичьем саду то и дело раздавались выстрелы: расстреливали всех «ненужных». Пленные евреи строили новое шоссе, а надсмотрщики били их резиновыми дубинками по головам и спинам. В конце 1942 года начались пожары в соседних селах — оккупанты стравливали между собой украинское и польское население, чтобы люди не шли партизанить. Ночью издалека доносились крики о помощи. Он узнал, что такое жалость к обреченным, страх и голодная боль в животе.

Так прожили они несколько мучительных лет, а когда вокруг стихло, отец засобирался назад, в Советский Союз. Сегодня кажется, что это было крайне неразумно и даже опасно. Ведь ехал он, священник, в официально безбожную страну, которая не так давно сгубила его отца и пятерых дядьев, тоже священников. Но он просто не мог жить на чужбине.

Поначалу Волокославские обосновались в селе Глыбокое на Буковине. Там Ростислав пошел в школу и сразу же узнал о том, что он сын попа, то есть обманщика, одурманивающего народ. Вдобавок к этому обстоятельству жизнь его усложнялась тем, что он никак не мог избавиться от влияния польского диалекта, и словечки, которые проскакивали в его сочинениях, постоянно веселили весь класс.

Большую часть свободного времени он пас зловредную козу Анфису. Это кривоногое и лупоглазое творение безошибочно определяло моменты, когда мальчик не в силах был оторваться от книжки, и невзначай оказывалось вдруг на соседском поле. Пастушок получал нагоняй. И все же, он был счастлив в Глыбоком, потому что у него были самые лучшие в мире отец и мать, милые сестры, потому что окружала его роскошная природа Буковины, а по ночам можно было сладко спать, не боясь грохота войны.

Назначение в наш город пришло неожиданно. Предполагали, что участь отца Николая сложилась на Родине благополучно благодаря одному из некогда спасенных им в Долгобычеве людей. После войны укрывавшийся в доме Волокославских летчик Степан Качусов стал крупным партийным деятелем во Львове и, видимо, принял участие в дальнейшей судьбе доброго священника.

На новом месте служения семья поселилась сначала в специальном домике в ограде Благовещенской церкви, настоятелем которой сделался о. Николай. За этой скромной, чисто выбеленной оградой шумел огромный, незнакомый город, и нужно было научиться жить в нем, нужно было идти в новую школу и снова вступать в молчаливое единоборство с прогрессивно мыслящим большинством учащихся и учителей.