Повесть одной жизни

Я тоже кивнула, стараясь держаться свободнее. Ясно было, что он принимает меня за ребенка, но теперь у меня появился шанс развеять это заблуждение!

* * *

Было пять минут десятого, и мама в красноречивой тишине дожидалась меня у подъезда.

— Познакомься, это сын отца Николая, Ростислав, — нерешительно сказала я, когда мы подошли к ней и поздоровались.

— Знаю, — ответила она, не глядя.

Я покосилась в сторону своего спутника, пытаясь определить, какое все это производит на него впечатление. Нисколько не смутившись от маминой холодности, Ростислав передал ей родительские приветы и приглашение в гости, потом доброжелательно осведомился о ее здоровье.

Когда он простился и ушел, мама пристально смотрела в его удаляющуюся спину и будто бы была увлечена какой-то особой мыслью.

Я тоже стояла в полной задумчивости. Весь прошедший день казался мне таким нереальным!

— Думаю, что этот человек будет твоим мужем, — раздумчиво и внятно произнесла наконец мама. И это вместо того, чтобы отругать меня за опоздание! К такому обороту в ее мыслях я не была готова и пролепетала:

— Мама, мы говорили исключительно…

— Да ясно, что вы не об этом говорили! — перебила она, решительно входя в подъезд.

Скинув босоножки, я босиком прошлепала в свою комнату, с удовольствием ощущая прохладу чистого дощатого пола. Мне не хотелось включать свет и чем-то заниматься. В полумраке я долго сидела на кровати, постепенно осознавая, что сегодня со мной было. Мне вспоминалось собственное отражение в трамвайном окне и лицо Ростислава, когда под грохот колес он наклонялся ко мне, чтобы лучше слышать мой голос. МЫ РАЗГОВАРИВАЛИ!!!

Сколько я помнила себя, самым перманентным из владевших мною чувств было чувство полного духовного одиночества. Я одинока была в собственном доме, одинока в школе, одинока на работе, среди подруг, одинока даже в церкви! И причиной тому были не моя замкнутость или неумение общаться. Одиночество поджидало меня там, где кончалось необязательное и легкое, где наступала сфера «проклятых вопросов», на которые я не могла и не хотела махнуть рукой.

А сегодня я говорила с человеком, который не просил меня «быть проще», когда дело касалось непростого, который не считал дурным тоном «слишком серьезное» отношение к вопросам веры!

В форточку с легким дыханием вечера проникали чьи-то веселые возгласы и смех. «Надо бы закрыть ее», — думала я и продолжала сидеть неподвижно. «Надо бы лечь», — приходило мне в голову по истечении следующего получаса воспоминаний об этой внезапной встрече. Я не решилась бы сказать, что влюбилась, но то, что в этот вечер я была счастлива, не вызывало никаких сомнений.

Если бы только я могла знать, что ждет меня в самое ближайшее время!

Наутро же меня ждали печатная машинка в Гипромезе и замечание от шефа за два раза подряд перепечатанную строчку доклада. Но если б он только знал, как абсолютно невозможно вникнуть в суть хода социалистического соревнования в нашей организации, думая о том, почему я только однажды видела Ростислава в Брянской, и то пять лет назад! Где он был все это время? Среди знакомых мне детей священников не было такого, кто хоть каплю был бы похож на него, может быть, потому, что религиозность в эпоху «научного» атеизма считалась ни более ни менее, как признаком недостаточной образованности.

В будние дни из-за занятий в институте мой комендантский час переносился на десять, и в один из вечеров по пути домой я забежала с новостями к Инне Константиновне. Ей не здоровилось, она сидела в углу дивана, укутанная шерстяным клетчатым пледом, со стаканом воды и таблеткой в ладони. С сердцем у нее частенько бывало не ладно, но она об этом помалкивала. Да и кто рискнул бы говорить о своих недугах в нашем маленьком кругу, где мама была «вся насквозь больная»? Я выяснила, что в последнее время моему доброму другу становится все хуже, а таблетки, которые есть в аптеке, мало помогают.

— Попросите брата достать лекарство! — потребовала я. — Он там в Ленинграде найдет.

— Что его беспокоить, — возразила она, — так пройдет.

Я покачала головой и записала название нужных таблеток в блокнот. Где их взять, я не представляла, у нас с мамой решительно не было «знакомств», но надо было что-то делать. Инне Константиновне же не терпелось услышать отчет о моем недавнем визите. Я набрала воздуху и начала…

— Так не годится, ты будто телеграфируешь, — посетовала она, взглянув на часы. — Расскажешь все заново в субботу.

Без одной минуты десять я помчалась домой прямиком через дворы и успела нажать кнопку нашего дверного звонка именно в тот момент, когда большая стрелка на бабушкином будильнике-инвалиде только-только накренилась вправо от цифры двенадцать.

И как только за мной захлопнулась дверь, послышался далекий небесный гул — это сиреневые тучи, целый день висевшие над городом, наконец-то разродились прыгучим майским ливнем.

* * *