Бунт в столовке случился утром за завтраком, а вечером того дня я пришёл на Дальнее поле, один, втихую. В деревне все спали – повально после обычного в колхозе трудового дня и бурно проведённых накануне вечера и ночи с возлияниями и обжорством. Гостей нежданных принимали. Сидел на краю у грядок с чахлыми не обещающими урожая всходами. Тошно и муторно на душе было до того, что ничего не хотелось, сдохнуть только. Но заставлял себя не расклеиться вконец, не забыть про свою миссию – секретную, никто из моего окружения в неё не посвящён.
Я – председатель колхозного правления, но прежде являлся командиром роты спецназа воздушно-десантных войск, в звании полковника. Впрочем, как оказалось на поверку, им и по сей день оставался, только рота моя пять лет как отстранена от несения воинской службы. Временно в опале. До вчерашнего дня надеялся, наказание отменят, и отбудем обратно в полк. Наказание – дисциплинарное за побег с гауптвахты, но, как выяснилось, не только. Оказывается, операция под грифом «миссия бин» – моё секретное оперативное задание – вовсе не отменена, и всё сводилось к тому, что подходило время его исполнения. А это требовало возобновления прежних воинских уставных отношений и нешуточных усилий в тактической и боевой подготовке, потому как не на тренажёрах полкового тира, а в островной деревне Отрадное без спецназовского снаряжения и оружия, которое на базе – определяли роту на гауптвахту – изъяли.
Посчитал до двадцати, облегчённо вздохнул, потряс плечами и уселся, под себя подобрав ноги. До утра предстояло успеть начислить трудодни, подготовить разнарядки на работы, а главное сегодня надиктовать очередную дневниковую запись-ком. Не просто отписаться каким-то там суточным, месячным или сезонным отчётом, а зафиксировать в подробностях события последних двух суток. И ещё предстояло пересмотреть все предыдущие записи-ком за всё время в бегах. Что-то поправить, дополнить, или потереть. Фиксация последних событий и правки в прежних записях, так полагал, могли повлиять на дальнейшую мою и роты судьбу. Поспособствовать как-то кардинальной смене ситуации в обитании на грёбаном, с названием «Бабешка», острове посреди Тихого океана, облегчить то мученичество в дважды грёбаном колхозе «Отрадный», в каком буквально боролись за жизнь, перенося голод во всякий неурожайный год, практически ежегодно.
Предвестниками неминуемых событий были как раз те самые нежданные гости во главе с менялой Зямой. Приплыл он с поручением вручить мне депешу от командования. Парусник его швартовался к причалу Отрадного всякий год, как урожай был собран и предложен на обмен. «Глубокоуважаемого компаньона» – так только меня величал, ни полковником, ни председателем колхоза – в накладе, по его словам, не оставлял: сбор из огородной зелени, овощей, продовольственного топинамбура выменивал за соль и сахар, за консервы, за мелочи бытовые ещё какие-никакие. Били по рукам, выпивали после обильного застолья на посошок, и меняла отбывал в спешке пока штиль у берегов не сменился штормом. Предстояло успеть и в других на острове колхозах «Мирный» в Мирном и «Звёздный путь» в Быково совершить мен. «Смываются, пока мы не протрезвели, не очухались, не поняли, что обобрал до нитки», – всякий раз негодовал сокрушённо кладовщик Силыч, на пару с кашеваром таская от причала на продсклад «бедны прыбытак». Но нынче, на удивление, Зяма прибыл в неурочное время – весной, только-только грядки на полях вскопали и рассаду высадили. Как снег на голову свалился. С порога провозгласил себя гостем, да «не пустым, не халявщиком», а «товарищем с дарами компаньонам». Так, с иронией, конечно, называл голытьбу колхоза «Отрадный». С дарами – оно понятно, мена то не предвиделось, до сбора первой огородной зелени жить да жить. Только одни эти посулы «даров компаньонам» менялы с порога, жмота известного – испытали на себе в побег на его паруснике – насторожило. Ну, а когда депешу вручал, с обращением «Товарищ полковник, вам пакет», нахлынуло предчувствие какого-то несчастья, неотвратимо грядущего.
С редактурой в дневниковых записях-ком управился довольно быстро, больше времени потратил на подробное освещение инцидента в столовке. Случилось то после уже скоротечного, ночью, убытия парусника гостей. Как оказалось, – с наблюдательной вышки фонарём отсигналили – не к берегам Мирного и Быково, а в открытый океан. «Назад Зяма в Антарктиду смывается», доложил часовой.