Повесть про чужие глаза

— Нельзя, Юра. Это великое искусство, до понимания которого ты ещё не дорос. Оно взорвёт твои неокрепшие мозги, и они разлетятся во все стороны, и всё тут заляпают — но нужно ли нам это, Юра? Их ведь потом не соберёшь, да и мне не улыбается счищать с себя чьи-то мозги — а они ведь жирные, Юра, хрен потом отстираешь. Мозги в этом смысле гораздо хуже, чем говно.

Юра смеётся:

— Я же его всё равно посмотрю. Название уже знаю, вон оно написано. Eastern Express Experience, за секунду найду и посмотрю.

— Твои проблемы, — говорит режиссёр. — Иди ищи, но знай, что я тебя предупредил. Это кино опасно для твоего организма. Запомнил?

И пристально смотрит Юре в глаза. А зрачки у него как пятаки, и взгляд так и светится психоделическим безумием. «По ходу, он под дексом — или, может быть, даже под кислотой…" — соображает Юра. И тут режиссёр вдруг часто-часто моргает, отодвигается и встревожено спрашивает:

— Э… а что это у тебя с глазами?

— Не волнуйтесь, — отвечает Юра, — вас не глючит. У меня реально разные глаза: один зелёный, а другой карий. Странно, да?

— Не то слово, — говорит режиссёр. — Просто крышу рвёт и кишки выворачивает. НА вот, надень.

И даёт Юре тёмные очки. Юра водружает их на нос и улыбается режиссёру. Но тот не улыбается в ответ, а ворчит:

— В очках ещё хуже… прямо медуза-горгона какая-то. Зачем тебе такая причёска, Юра? Ты растаман, что ли?

— Ну, да, — отвечает Юра. — Типа того.

Режиссёр передёргивает плечами.

— Какой ужас. А трава у тебя есть?

— Ну, есть… А что?

— А ты не догадываешься?

— Что, прямо здесь будем?

— Нет, Юра, здесь не Голландия. Здесь на это могут неадекватно отреагировать. Давай-ка выйдем на минутку, я знаю одно элитное место.

30. Шаолинь

Раскуриваются на крыше. У режиссёра там заныкан бульбик, и он почти без пауз втягивает в себя два колпака. Юра глядит на него с опаской: трава-то ядрёная, с одной пипетки вдвоём убиться можно. Но у режиссёра всё наоборот: после второго колпака он как будто трезвеет. Задирает голову в небо, глубоко вдыхает и улыбается.

— Хорошая? — спрашивает Юра.

— Слабенькая, но приятная, — отвечает режиссёр. — Такая, как сейчас надо. Есть ещё?

— Погодите, — говорит Юра. — Она поздняковая, вставляет минут через семь-десять. Сейчас так нахлобучит, что мало не покажется.

Режиссёр только смеётся:

— Меня? Нахлобучит? С этой шалашки?

— Это не шалашка, это гидра, — объясняет Юра. — С ней осторожнее надо, а то мы с этой крыши до завтра не слезем.

— Можно и не слезать, — говорит режиссёр. — У меня до завтра никаких дел. Насыпай!

После третьего колпака он становится очень разговорчивым. Рассказывает, в основном, про себя и свой фильм. Юра узнаёт, что зовут его Иван Говн Ов, а снимает он социально-психоделический сериал с элементами эротики и приключений. Действие происходит в поезде, идущем из Питера во Владивосток, а больше про него ничего понять невозможно, кроме того, что он очень популярный и со всех сторон уникальный, и надо ещё колпак, потому что ещё не курили.

После четвёртого колпака режиссёр замолкает, внимательно осматривает Юру, скептически хмыкает и говорит:

— Нет, Юра, даже не проси. В Восточном Экспрессе для тебя места нет. Проблема не в том, что ты молод — молодым везде у нас дорога, особенно в кино. Проблема в том, что, несмотря на молодость, у тебя уже жёстко сложившееся амплуа. Ты растаман, Юра, и ты можешь сыграть только растамана. А откуда в Восточном Экспрессе растаманы? Я сам в нём ездил и могу поклясться: нет там ни единого растамана! Там суровые реальные люди: проводницы, дембеля, челноки, вахтовики, менты, бандиты — и чем дальше на восток, тем они суровее. А наш экспресс уже за Красноярском — ну, и откуда там растаману взяться?

Юра, в принципе, и не собирался в Восточный Экспресс — он же в растаманском боевике сниматься хотел. Но он сейчас накурен, и ему трудно это сформулировать. Мысли ходят волнами, не цепляясь одна за другую, и на какое-то мгновение выплывает тема, что это, наверно, очень круто, в таком проекте участвовать, и очень досадно, что Иван его забраковал. Да, досадно и обидно!

— И что же мне делать? — спрашивает Юра.

— Постричься. И побрить голову. В моём сериале ты будешь играть буддийского монаха.

Юра представляет, как это будет выглядеть, и его пробивает на хи-хи.

— Ты серьёзно? — спрашивает он.

— Зуб даю, — отвечает режиссёр. — Вижу тебя только в этом образе. Такой вот юный послушник из Шаолиня, серьёзный взгляд, строгая осанка — и полная отрешённость от мира! Вокруг тебя бурлит говно, а ты сидишь над ним и медитируешь на пустоту. И тут появляется… Маша, что ли? Точно, Маша! Ну, привет, Маша.

Юра оглядывается. И вправду, Маша. Поднялась на крышу и идёт к ним.

— А, вот вы где! — говорит она. — Привет, Иван! Сто лет не виделись!

— Все двести, — улыбается Иван. — Ты давно из Индии?

— Уже опять в Индию, — смеётся Маша. — На днях улетаю.