Есть и еще одно любопытное обстоятельство, связанное с именем Тмуторокана, на которое обратил внимание в одной из своих работ В.А. Мошин: двукратное упоминание в тексте Патерика Киево-Печерского монастыря о тмутороканском епископе Николае, вышедшем из числа его иноков[730]. Первый раз он назван в числе поставленных епископов в послании Симона к Поликарпу, вторично — в связи с увещеванием затворника Никиты, будущего новгородского епископа[731], свидетельствуя, тем самым, о наличии в Тмуторокане русской епископии. Как выяснил Мошин, в Матархе (Таматархе) с начала X в. и по вторую половину XII в. существовала греческая архиепископия, подчиненная непосредственно Константинополю и не дающая никакой возможности предположить параллельное существование рядом с ней «русской епископии»[732], тем более, что нет никаких свидетельств об участии «епископа Николая» в церковной или общественной жизни Тмуторокана. И хотя исследователь попытался объяснить существование русского тмутороканского епископа как поставленного Константинополем «матрахского архиепископа» из иноков Киево-Печерского монастыря в последней четверти XI в., речь может идти или о не существовавшем никогда епископе, что ставит под сомнение списки иерархов, приведенные в Патерике, или же о существовании какого-то другого, выпавшего из поля зрения исследователей Тмуторокана.
Вот почему будущих исследователей вопроса о Руси и Тмуторокане я приглашаю обратить внимание на существование его двойника на Дунае, современного Тутракана, выше которого по течению реки, в сочинениях восточных географов фигурирующей под именем «Дона» или «реки славян» (река, известная нам сейчас в качестве «Дона», неизменно упоминается этими же авторами в качестве «реки русов»)[733], находятся следы «дунайской руси», проступающей в названиях городов Гюргев, Русе[734], Пиргос (последний топоним заставляет вспомнить «Богородицу Пирогощую») и Новград, уже существовавших в X–XI вв.[735], а вместе с тем и Чернград/Чонград на Тиссе[736]. Здесь, на левобережье среднего течения Дуная, вплоть до Трансильвании включительно, простирается территория, которую в отношении указанного периода правомочно назвать «белым пятном» в решении вопросов «топологии руси», поскольку в дальнейшем она контролируется с севера галицкими князьями («суды рядя до Дуная»), имеет «русские грады», а главное — является единственной территорией, на которой был распространен термин «русин», представленный выдержками из «Закона Рускаго» в договорах 6420/912 и 6453/945 гг. и зафиксированный в тексте Краткой и Пространной редакции Правды Руской.
Указывая этот регион, я не исключаю возможность, что некоторые известия ПВЛ о событиях X–XI вв., подобно событиям предшествовавшего периода, следует связывать не только с таврической (и тмутороканской) Русью, но и с Русью дунайско-карпатской. Косвенным подтверждением такой мысли может стать известное упоминание о проходе «угров» мимо Киева «горою» (т.е. берегом) [Ип., 17–18], что никак не соответствует топографии днепровского Киева[737], но согласуется с местоположением Гюргева (Юрьева) или Русе; описание осады печенегами того же Киева[738], и скорого прихода Святослава к нему из-под Доростола [Ип., 55]; в недатированной части ПВЛ — «трех жерел» Днепра, характерных для Дуная [Ип., 6]; загадочное пророчество волхва, помещенное под 6579/1071 г. о «перемене местами земель» [Ип., 164] и столь же загадочная угроза киевлян при приближении Изяслава с «ляхами» к Киеву «зажегши городъ свои ступити въ грецискую землю» [Ип, 163], как если бы эта «греческая земля» находилась на другом берегу Днепра, что опять-таки характерно для низовьев Дуная; наконец, существование в Венгрии X–XI вв. титула «герцог русов», которым обладал наследник престола[739], что объяснимо лишь при наличии значительного массива союзных русов/русинов на территории «обретенной родины», как то подтверждается топонимикой Трансильвании и этнографическими исследованиями второй половины прошлого века[740]. Всё это говорит о необходимости признать de facto «множественность Руси» — мысль, настойчиво проводимую А.Г. Кузьминым в своих работах[741], игнорируя которую мы, по-видимому, никогда не разберемся ни в напластованиях ПВЛ, ни в реальной русской истории, довольствуясь лишь ее «виртуальными реконструкциями»[742].