Повести

— Пусть берет, пусть! — сказала женщина, покопалась в жестяной банке из-под чая и швырнула на стол несколько затертых бумажек.

— А ты особо не вякай, — сказал Егор подростку. — А то вот прикладом по скулам как садану!

Но подросток ничего и не говорил, он пристально смотрел на Егора, и на губах его была презрительная гримаса: «Мерзавец!»

Женщина поставила на стол тарелку с квашеной капустой, выложила хлеб. Егор и Степан жадно набросились на еду. В избе было тихо, только слышалось, как они торопливо жуют, глотают, да в лампе потрескивал фитиль. И Степан расслышал, как девочка шепотом спросила у брата: «Кто это?» Степану почудилось, что брат ответил: «Бандиты».

— Ты, тетка, никому не говори, что мы тут были, — пригрозил Егор. — И своим скажи, — он кивнул в сторону ребятишек, — чтобы рта не открывали. А то под открытым небом будешь ночевать. Поняла? Зерно есть? Где зерно? Соль?

— Проваливай отсюда! — спрыгнул с печи подросток.

— А, сука! — Егор ударил его наотмашь.

— Сынок, сынок! — закричала женщина, оттаскивая и закрывая собой мальчишку. — Бери вон, в чулане! — крикнула Егору.

Егор полез в чулан, а женщина сердито затолкнула подростка в угол за занавеску. Егор втащил в избу тяжелый мешок, развязал и часть зерна отсыпал на пол.

— А ведь ты Барканов? — вдруг сказала тетка.

Егор вздрогнул и приподнял голову.

— Твоя мать к нам в гости ходила. Моей старшей сестре подружкой была.

Егор покатал мешок, поворочал нерешительно и, зло сплюнув, вскинул на плечо.

— Обозналась… Не было у меня матери…

Оглянувшись, Степан увидел устремленные на него ненавидящие детские глаза.

«А мои-то ребятишки? Тоже… Вот так же?»

Болью отозвалось у него в душе то последнее, что называлось еще человеческим.

17

Степан ввалился в землянку, крикнул:

— Милиция!

— Где?

Егор в одно мгновение очутился возле дверей, как будто и не лежал, не спал на нарах, а только и ждал этого момента. Прежде чем выглянуть за дверь, щелкнул затвором винтовки, вогнал патрон. Лицо его побледнело, а ноздри нервно раздувались.

— Много? — все еще не выглядывая, спросил он.

— Троих заметил.

— Близко?

Отстранил Степана и выглянул из-за косяка. По направлению к землянке, как по воде, заныривая и появляясь над пушистым снегом, бежала маленькая рыжая собачонка, уши будто у лисы, острые, хвост колечком. Громко тявкала. Но Егор смотрел поверх нее, на пошевеливающиеся кусты. Там шли. Только в одном месте. Снег осыпался с покачивающихся веток. Егор высунулся повыше и быстро огляделся.

Удрать еще можно. Только бежать надо в разные стороны. Обоих не догнать. Ничего, отстреляемся. С пистолетом против винтовки не попрешь.

Приближались.

Егор ждал. Прищурясь, всматривался, держал винтовку опущенной, возле колен.

— Приготовь патроны, — приказал Степану. — Все доставай.

И когда идущие были уже близко, Егор вскинул винтовку. Он вскинул ее, но еще не прицелился, а держал перед собой на весу, готовый приложить прикладом к плечу, и ждал. Собачонка остановилась, не добежав несколько метров до землянки, и, припадая, разбрасывая задними лапами снег, лаяла, оглядываясь, подзывая хозяина. За кустами притихли, валежник больше не хрустел.

«Значит, знают, зачем идут», — подумал Егор.

И вдруг совершенно неожиданно совсем близко из-за ельника кто-то выглянул. Егор увидел шапку-ушанку и лицо. Уши у шапки подняты, но не завязаны, болтаются тесемки. Лица Егор не успел рассмотреть, выстрелил. Выстрел был неправдоподобно гулким.

Собачонка, взвизгнув, отскочила и еще злее заметалась на снегу. За ельником не двигались. Стволом винтовки, одним махом, Егор сбил нависший над дверями снег, мешавший обзору.

— Мурзик, Мурзик! — позвал собачонку кто-то справа из-за кустов.

Но она не слушалась, кидалась к дверям.

— Баркановы! — крикнули из-за ельника. — Баркановы! Егор, Степан, сдавайтесь! Эй, выходите!

Егор прицелился и выстрелил по собачонке. И тогда с разных сторон защелкали беспорядочные выстрелы.

Егор не отстреливался, ждал, сидел у порога. Вниз, в землянку, вело несколько ступенек. Что-то шкворчало у порога, он взглянул и увидел, как под еще горячей гильзой тает снег. Стрельба прекратилась. Но к землянке не шли. Непонятно было, что они там мешкают. Вот прошли позади землянки.

— Обложили, — оглянувшись на Степана, сказал Егор. — Теперь хана!

— Я и сам знаю. Нашел все-таки, гад мосластый, этот Филимонов.

— Эй! — опять крикнули из-за ельника. — Сдавайтесь! Все равно не уйти. По-хорошему предлагаем, сдавайтесь!

— Не торопись, — шепотом сказал Егор Степану, будто его могли услышать. — Пусть ближе подходят. Патроны береги.

Он пил, громко глотая, и вода лилась ему на колени — он этого не замечал.

— Выходите, слышите! Зря сопротивляетесь!..

Егор схватил винтовку и остервенело, раз за разом, стал стрелять. Он стрелял по кустам, пока не кончилась обойма.

— Стервецы! — закричали из-за елей. — Сволочи! Продажные шкуры! На что надеетесь, мерзавцы?.. Много таких было!..

— Что молчишь? — толкнул Егор Степана. — Что примолк, испугался? Помирать боишься?

— Да и так жизни не было.

— До ночи только бы… Ночью они нас не удержат.

— А потом куда? Все равно не уйдешь, поймают.