Повести

Шестьсот «кобыльих» сил «Череповца» — так обычно острил балагур Шарапов, приземистый, плотный, с розовым лицом обжоры и выпивохи, — умноженные на попутное течение, мчали теплоход со скоростью двадцать километров в час. И если рулевому Патрееву было невдомек понятие живой силы, то дипломированный штурман слышал о массе, умноженной на квадрат скорости. Масса «Череповца» — более двух тысяч тонн. Квадрат скорости, даже деленный на два, как гласит формула живой силы, выглядел, если перевести в цифры, внушительно. Весь этот сгусток энергии, вся глубоко осевшая стальная махина вошла на Каменецкий перекат. Вошла, утаскивая за собой невидимый в темноте вал воды, обнажая на какие-то минуты берега, наполняя все окрест слитным, тугим гулом дизелей.

Из-за этого гула на «Череповце» не слышали сиплого голоса «Гряды», а видели лишь неяркие вспышки с правого борта.

— Калоша старая! — проворчал штурман Шарапов и, достав сигарету, чиркнул спичкой, зажав огонек в ладонях.

— В яр вроде жмутся, — определил Патреев. — Вот дураки! Небось и осадка-то метра полтора, а туда же! Шли бы речнее.

Навалившись грудью на раму передней стенки рубки, попыхивая сигаретой, Шарапов чувствовал приятную сытость и некоторую расслабленность после ухи и водки. Ко всему этому примешивалось сознание своего могущества и превосходства перед неведомой невзрачной и старой посудиной.

— Не говори, — поддержал он Патреева. — Удивляюсь, куда судоходная инспекция и Регистр глядят. Я бы давно таким калошам запретил по реке ходить. И капитан небось такой — пескоструйного аппарата не надо. Так и сыплется из него.

— Гляди-ка! — прервал его Патреев. — Да они что, с ума сошли?

Штурман вперился в темноту. Вместо одного зеленого и топового, только что мерцавших впереди, показался еще один бортовой красный. И тут же левый — зеленый мелькнул и пропал. Встречный почему-то решил расходиться левыми бортами.

— Ну, я так этого не оставлю! — Штурман ругнулся, дал сигнал, замигал яркой импульсной отмашкой. — Хулиганье чертово! Я их сейчас высвечу! — пригрозил он и выбежал из рубки, чтобы навести прожектор на встречное судно.

Разгоряченный выпивкой, обозленный непонятными маневрами встречного, он даже не обратил внимания, что идущий снизу пароход не давал еще одну отмашку и звукового сигнала. В ослепленном злобой мозгу штурмана даже не возникла мысль о том, что направления створной линии и судового хода ниже переката, в яру, там, где была «Гряда», имеют между собой угол почти в полтораста градусов.

Будь он и его рулевой трезвыми, осенило бы их, вспомнили бы, что здесь у реки излучина, оттого-то и показалось им вначале, что встречный жмется в яр.

— Право на борт! — заорал Шарапов. Матерясь, он тащил пробку из переговорной трубы, скомандовал в машину: — Правая — стоп! Левая — полный вперед!

Он продублировал команду, со звоном рванув рукоятки машинного телеграфа.

Медленно, неохотно, почти незаметно для глаза, пополз вправо огонек на массивном, тупом носу «Череповца». И тотчас из темноты донеслись отрывистые, тревожные свистки «Гряды».

Немцев и Сергей, вновь увидев яркие взблески отмашки встречного, в первую минуту растерялись. Оставалось каких-нибудь полкилометра, и они бы разошлись со встречным, но тут вдруг встречный сменил курс.

— Может, капитана позвать? — сказал Сергей.

— Захныкал! — оборвал его штурман. — Сами разберемся.

Решительный тон штурмана успокоил Сергея, но ненадолго. Он вновь предложил:

— Я сбегаю, Валерий Николаевич.

— Право руля. — вместо ответа закричал Немцев. — Больше право!

Он рванул рукоятку свистка, задергал ее, почти повисая на ней при каждом рывке.

Сергей изо всех сил крутнул штурвал. Затарахтела рулевая машина, лязгнули и загремели цепи штуртроса. Далеко от рубки за кормой зашумела вода, вспаханная пером руля.

— Еще вправо! — закричал Немцев.

— Ограничитель же! — чуть не со слезами ответил Сергей. — Все!

Немцев кинулся к переговорной трубе, ударился впотьмах губами о латунный раструб, крикнул срывающимся от волнения голосом:

— Стоп, машина!

Приложив ухо, уловил ответ механика:

— Есть стоп машина!

Он поднял голову и увидел невдалеке нос встречного судна. Снова приложился к раструбу:

— Полный назад!

Колеса «Гряды», точно подстегнутые этим криком, забились часто и суматошно, пытаясь заглушить инерцию переднего хода и увести судно из-под удара.

На встречном вспыхнул прожектор. Добела раскаленный, словно дымящийся, яркий луч шаркнул вначале по берегу, высветил кусты над яром, качнулся по воде и уперся в «Гряду».

Боцман Михалев, который вышел на террасу «Гряды» покурить перед сном, зажмурился, закрыл лицо руками от этого слепящего, точно жгущего света.

— Выключи! — крикнул он, словно этот крик могли услышать в тревожном реве гудка и перестуке колес — Выключи, паразит!

Но его возглас слышен был только Галке Спиридоновой, которая, не чая, как избавиться от назойливого лейтенанта, ушла на нос парохода, отгороженный решетчатой дверью со строгой надписью: «Посторонним вход запрещен».

Ослепленная ярким лучом прожектора, напуганная тревожным криком боцмана, Галка оцепенело прижалась к надстройке.