Парни все, как один, в сапогах, в коротких полупальто, лозунг несут. На лозунге слова: «У нас все комсомольцы имеют зубные щетки!» Алеха знает этих парней, они живут в единственном двухэтажном доме, который зовут в поселке уважительно и непонятно — коммуна. Озорные, видать, парни и дружные. Вон как выговаривают:
«Побьешь таких! — провожает парней взглядом Алеха. — Надо в Мурзихе спеть будет».
Рядом взвизгнула гармошка. Оглянулся Алеха. Из сернокислотного идут. Отчаюги, Ишь, заливаются:
Непонятно вроде, а здорово. Главное, музыка знакомая, своя, как в Мурзихе.
— Филатов, Филатов! — слышит вдруг Алеха свою фамилию. Это инженер Утрисов бежит, пенсне сверкает, за шнурочек держится. — Что же вы, Филатов? Мы вас ждем, а вы опаздываете! Быстрее надо!
Утрисов тянет Алеху за рукав, подводит к трибуне. Тут все больше незнакомые. В шапках, в долгополых пальто с круглыми плечами. В штиблетах. Начальство. Алеха смущается, семечки из горсти выбрасывает.
— Здравствуй, здравствуй, товарищ Филатов! — говорит низенький, широкий в плечах мужчина. Руку подает Алехе, который наконец-то признает в нем Шупера и окончательно робеет от этого, но присматривается.
Вон оркестр выстроился. Директор Шупер руку вскинул, на часы смотрит, рабочих оглядывает. Смеется над чем-то. Оглянулся Алеха, тоже заулыбался. На грузовике компания: поп, жандарм, генерал и буржуй в полосатых штанах и с мешком, из которого золото сыплется. На голове вроде бы ведро черное. Из фанеры сделаны чучела, а как живые. Вьется на ветру у попа грива кудельная. Жандарм дрожащей рукой к бутылке тянется. А генерал, ну прямо вылитый Яшка-десятник. Ощерился, будто про бегемота рассказывает.
Смешно Алехе и радостно. Тепло ему и солнечно.
Шупер крикнул впереди:
— Идемте, товарищи!
«Здравствуй, дорогая моя, бесценная Дуня! Пишу я тебе из Ленинграда. Прости, что не мог раньше. Послали меня на курсы вместо Саньки, нашего зятя. А что с ним случилось, я уже писал. Так что в Мурзиху теперь я уж и не знаю, когда попаду. Буду учиться на мастера.
А тебе я скажу вот что. С первым же пароходом весной собирайся в Черноречье. Директор Шупер обещал мне комнату, когда вернусь с курсов. Деньги я вышлю. Сестра Паша родила мальчика. Назвали его Володей. Это в честь нашего вождя товарища Ленина, как мы решили с Санькой.
Жду ответа, как соловей лета.
ДАНА ИВАНУ ГОЛОВА
Голова ты моя, голова.
Булава ты моя, булава!..
Глава 1
Дом Ивана Досова стоит над крутоярьем. Кама здесь возле села изгибается, горбатится тугим татарским луком. Дом велик и стар. Срублен он вполдерева; комли по углам, обтяпанные топором, торчат неровно. Стены у дома серые, промытые дождями, иссеченные ветрами, потому что стоит он на самом, как говорят мурзихинцы, на юру. По лицу дома три небольших окна да во двор два. Одна стена совсем глухая, она выходит на север, а оттуда из-за Камы обычно дует самый студеный ветер, поэтому и не стал пращур ладить в этой стене окна. В задней стене — дверь прямо в сени, а из них выход на крыльцо во двор.
Когда-то и дом, и двор были крыты соломой. Но перед свадьбой Иван перекрыл дом тесом, ладными шпунтовыми досками. На дворовую постройку лесу не хватило, или, вернее, просто не решился рыбацкий бригадир вбивать деньги в хозяйство, к которому, прямо сказать, не очень-то лежала у него душа. Так и стояли дом и двор, словно человек, у которого одна нога в сапоге, а другая в лапте.
За домом был сад, неухоженный, старый. Торчало в нем несколько сучкастых, в желто-зеленом лишайнике яблонь, у плетня непролазно кустился вишенник, сердитым ежиком пыжился низкорослый крыжовник. Несколько грядок с морковью, бобами и огурцами — вот и все, что было в этом саду, на который не зарился никто из соседских ребятишек, даром что стоял он поодаль от дома и можно было огородничать безбоязненно.
По правде сказать, и у других домов Мурзихи сады были не лучше. Причиной тому вода. Потаскай-ка ее из-под горы. Посчитай-ка ступеньки взад и вперед. Да и зачем свой сад, когда в соседних Новоселках за рыбу можно сколько хочешь яблок, картошки, капусты, огурцов и прочей зелени наменять?