Повести

— А кто будет народ? По-твоему, народ — это большое абстрактное существо. Каждый отдельный человек сюда не подходит. Да? А я думаю, что народ — это ты, и каждый солдат тоже есть народ, И надпоручик Дворжак тоже народ. Не весь, конечно, но все-таки народ. А как я могу не доверять своему народу?

— Зря ты, Ян, так говоришь. Неужели ты считаешь, что среди вашего народа нет предателей, нет фашистов?

— Есть, конечно. В каждом народе бывают предатели. Но, чтобы назвать человека предателем, надо иметь доказательства. Ты можешь мне доказать, что Дворжак предатель?

— Я над этим не один час думал, все «за» и «против» взвесил. И считаю, что его надо немедленно арестовать и выяснить, что это за личность. И если этого не сделаешь ты, то я сам прикажу посадить его под арест! — Окончательно вспылив, Мурзин слез с нар и натянул сапоги. — Я его за пакетом посылал. Ты бы посмотрел, как он выполнил это задание.

— Успокойся, Юрий-братор! Ты совсем забыл башкирский пословица. Ты подумал, что скажут люди, если ты арестуешь надпоручика Дворжака? Скажут, русский велитель не доверяет чехам.

— Неправда, чехи знают, что я им доверяю. Но я не хочу быть ишаком, не хочу быть ослом. Понимаешь? Люди доверили нам свои жизни, и мы не имеем права рисковать ими. Один предатель, такой, как твой Дворжак, может погубить нас всех. Мы слишком многим рискуем.

— Если ты называешь его предателем, расскажи, как ты это узнал?

— Ничего определенного я оказать не могу. Но пакет он принес без печатей. По дороге распечатал его. Все это достаточно подозрительно. И пока мы не выясним всех обстоятельств, его надо изолировать... Ну хотя бы ни в коем случае не отпускать из лагеря, — уже мягче сказал Мурзин.

Но Ушияк с ним не согласился. Он долго и горячо доказывал, что Дворжак не раз ходил связным в различные города Моравии и всегда точно выполнял его поручения. В этот вечер они так и не пришли к единому мнению.

На утро другие заботы заставили их забыть о недавнем споре. К обеду отряды Степанова и Грековского были полностью сформированы, люди знали, куда и на что идут. После короткой пламенной речи Ушияка Степанов первым увел свою группу из лагеря. Вскоре вслед за ним ушел и отряд Грековского.

Мурзин заранее проинструктировал Степанова, чтобы тот поближе связался с рабочими обувной фабрики Бати в городе Злин и выяснил возможность снабжения партизанских отрядов обувью. До начала зимы оставалось совсем немного, и обувь была насущной проблемой. Грековский же получил от Мурзина задание любыми средствами добывать пулеметы и боеприпасы с военного завода, расположенного на самой окраине города Всетин.

Распрощавшись с боевыми друзьями, Мурзин проводил их до первых партизанских дозоров и долго смотрел им вслед, пока последние не скрылись за оголенными ветвями деревьев.

Вернувшись в лагерь, Мурзин прошел к радистам, чтобы послушать сводку Советского информбюро. Только тут вспомнил он вчерашний разговор с Ушияком.

— Вызывай-ка Большую землю! — приказал он молоденькой девушке, дежурившей возле рации.

Когда связь была установлена, Мурзин продиктовал радиограмму в штаб партизанского движения Украины, в которой сообщил о появлении подозрительного человека в партизанском отряде имени Яна Жижки.

Вечером, неожиданно для Ушияка, из Киева был получен приказ:

«В вашем отряде появился сомнительный человек. Немедленно установите неослабный контроль. Примите срочные меры выяснения личности. Строкач».

Прочитав радиограмму, Ушияк искоса поглядел на Мурзина:

— То е твоя работа?

Мурзин молча кивнул и пожал плечами, дескать: «А что же мне было делать?»

— Значит, не хочешь быть ишаком?

— Нет, не хочу, Ян. Хочу быть хорошим другом и добрым советчиком. Только для этого я и прилетел в твою страну.

— Хорошо говоришь. На тебе мою руку. Не будем ссориться. — И, уже пожимая руку Мурзину, добавил: — А надпоручика Дворжака я сам буду проверять. Ты ведь мне веришь?

На том и договорились.

К вечеру над партизанским лагерем разразился проливной дождь. Он застиг Мурзина в лесу, когда тот проверял бдительность патрулей и дозорных. За сплошной стеной дождя скрылись макушки высоких гор. Струи ливня били в лицо, сразу же насквозь промочили одежду. Потоки мутной воды, сметая листву, с бурлящим клекотом катились по склону.

Добравшись до землянки, Мурзин долго не мог растопить печурку. Влажные щепы покрывались шипящей пеной всякий раз, когда пламя вспыхнувшей бересты охватывало их. А холод уже пробирался под мокрую одежду. Зубы выстукивали мелкую дробь. Куртку пришлось снять и разложить на нарах.

Спустившийся в землянку Ушияк тоже промок до нитки. Сбросив пиджак, а за ним и рубашку, он подошел к печурке и плеснул в дверцу бензин из светильника. Только теперь пламя яростно заиграло в железной трубе. Через несколько минут от печурки повеяло долгожданным теплом. Но Мурзина уже бил озноб.