Повести

Капитан бережно взял курточку и, ощупав ее, протянул Виктору:

— Где?

— Вот здесь распорите, — показал тот на левую полу, замызганную грязью.

Потапов достал из кармина перочинный нож, аккуратно разрезал нитки и извлек из-под подкладки листок бумаги.

— Тут все подробно написано, все как есть, — с гордостью проговорил мальчуган. — А на работу дядя Леня еще не устроился. Сказал, может, в Сталино поступит.

— Хорошо, хорошо! Поправляйся и отдыхай пока. Я распоряжусь, чтобы тебя в наш фронтовой санаторий перебросили. Я там рядом буду. Тогда и поговорим. Согласен?

— Ладно, чего уж там согласия спрашивать. Раз надо — пусть так и будет. Я санаториев не боюсь.

— А чего их бояться? — удивился Потапов, не предполагая, что мальчишка впервые услышал это слово.

Виктор промолчал, собираясь с мыслями, наморщил лоб.

— Что, больно? — встревожился капитан.

— Нет. Припекает маленько... — Помолчав немного, спросил: — А в санатории что со мной делать будут?

Потапов и медсестра рассмеялись.

— А ничего. Кормить-поить будут, кино показывать. Если потребуется, перевязку сделают. Это заведение для отдыха предназначено, — пояснил Потапов.

Виктор облегченно вздохнул. Чуть приметная улыбка скользнула по его лицу. Потапов встал с табуретки и по-мужски пожал ему руку.

— Спасибо тебе, товарищ Пятеркин. Командование приносит тебе свою благодарность, — сказал капитан официальным тоном и уже теплее добавил: — И все мы ждем твоего скорейшего выздоровления. Дел еще много. Землю нашу от немца надо освобождать. И командование рассчитывает на твою помощь.

— Я скоро, Владимир Иванович, я по-быстрому.

Глаза паренька заискрились задором. А капитан, будто вспомнив о чем-то, вновь присел возле кровати.

— Скажи-ка, Виктор, где ты с Леонидом договорился встретиться?

— Я в Малоивановку должен прийти...

— А там, в Малоивановке, у кого?

Мальчуган подробно рассказал Потапову все, что знал о сестрах Самарских. Нарисовал, где расположен их дом.

— Если Борисова там не будет, — заговорил он, — тогда эти тетки скажут, где он обосновался. Он им обязательно сообщит. У одной из них муж в нашей армии служит. Там, в записке, фамилия его и адрес. Борисов просил с ним связаться. Если жив, пусть письмо жене напишет. Я передам ей...

— Это сделаем. Обязательно сделаем. Поправляйся.

Потапов попрощался с Пятеркиным и вышел из комнаты.

3

Юркий «мерседес» мчался по большаку в сторону Кадиевки. Шофер с ефрейторскими нашивками то и дело выворачивал руль, лавируя между выбоинами, наполненными густой мутноватой жижей. Весенний ливень пронесся над степью еще утром. К вечеру дорога успела просохнуть. Лишь местами, в глубоких проемах между ухабами, еще сохранились лужи, и теперь золотистые блики луны причудливо играли на их поверхности.

Водители встречных грузовиков, завидев «мерседес», резко притормаживали, чтобы не обдать грязью легковой автомобиль, в котором — не дай бог! — могло находиться начальство. Но, поравнявшись с ним, они прибавляли газ и с ревом проносились мимо, оставляя в воздухе резкий запах перегара солярки.

Однако какой-то водитель не проявил достаточной осмотрительности и увеличил скорость грузовика в тот самый момент, когда от мчащегося навстречу «мерседеса» его отделяла большая лужа. В мгновение ока целый поток липкой грязи, вздыбившись из-под колес огромного грузовика, набросился на капот и стекла легкового автомобиля. За мутной пеленой скрылись и без того плохо различимые очертания дороги. Ефрейтор резко затормозил.

— Доннер-веттер! — зло вымолвил фельдполицайсекретарь Рунцхаймер, не проронивший за всю дорогу ни единого слова. Он развалился на заднем сиденье «мерседеса» и, казалось, дремал. Во всяком случае, так думал Дубровский, сидевший по указанию Рунцхаймера рядом с водителем. Но гневное «Доннер-веттер!» отбросило это предположение.

Дубровский обернулся и увидел небольшую лысину на затылке Рунцхаймера. Лица его не было видно. Согнувшись в три погибели, он поднимал что-то с пола. Только через мгновение Дубровский понял, в чем дело. От резкого торможения красивая, вздыбленная спереди фуражка Рунцхаймера не удержалась на голове и свалилась на пол. Подняв фуражку, фельдполицайсекретарь аккуратно отряхнул ее перчаткой и вновь водрузил на голову.

Водитель приоткрыл дверцу. На потолке кабины тускло засветилась лампочка. Теперь Дубровский разглядел побагровевшее от ярости лицо Рунцхаймера, на лбу которого еще явственнее обозначился рубец — след старой раны. Казалось, фельдполицайсекретарь вот-вот набросится на ефрейтора. Но тот уже успел выбраться из кабины и бойко протирал тряпкой ветровое стекло.

— Доннер-веттер! — несколько спокойнее повторил Рунцхаймер и неожиданно улыбнулся. — Если бы я сидел впереди, этого не произошло бы.

Рунцхаймер нехотя выбрался из автомобиля и предложил Дубровскому перейти на заднее сиденье.

Послышался скрежет стартера, мотор оглушительно взревел на больших оборотах, и «мерседес» плавно тронулся с места.