Повести

6. Итак, значительное лицо сошел с лестницы, сел в сани и сказал кучеру: “к Каролине Ивановне”, а сам, закутавшись весьма роскошно в теплую шинель, оставался в том приятном положении, лучше которого и не выдумаешь для русского человека, то есть, когда сам ни о чем не думаешь, а между тем мысли сами лезут в голову, одна другой приятнее, не давая даже труда гоняться за ними и искать их.

П, Тр: сошел с лестницы, стал в сани

II.

Сюжет “Шинели” возводят обычно к рассказанному в воспоминаньях П. В. Анненкова анекдоту о чиновнике, потерявшем ружье. — См. П. В. Анненков. “Литературные Воспоминанья”, изд. Academia 1928, стр. 61–62. — Впечатление, произведенное, по словам Анненкова, на Гоголя анекдотом, надо отнести к 1833—36 гг., когда Гоголь, действительно, “жил на Малой Морской в доме Лепена”. Но заключать отсюда, что “Шинель” и начата в те же годы, нет оснований: история сохранившихся рукописей “Шинели” не дает ни малейшего на то права (см. выше). Анекдот Анненкова — устный образец популярного в литературе 30-х годов жанра повестей о бедном чиновнике, с их двумя разновидностями: сатирическою (или комически-гротескною) и сентиментальною (или элегическою). Такая дифференциация внутри жанра началась еще до вмешательства Гоголя в его судьбу (у Булгарина и Ушакова). Но как та, так и другая его разновидности сразу же использовали: одна — комически-сказовый стиль “Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем”, другая — тематику и стиль личных признаний Поприщина в “Записках сумасшедшего”. Под знаком такого двустороннего воздействия Гоголя и оказывается повесть о бедном чиновнике во второй половине 30-х годов, когда живо начинает ощущаться потребность в демократизации литературных форм, в “очеловечении”, в поднятии на более серьезный и впечатляющий уровень наличных тогда в литературе жанров. По отношению к повестям о чиновнике решающая роль как раз и выпала на долю “Шинели”. Из других повестей того же жанра (комической разновидности) “Шинель” своею тематикой частично совпадает с “Гражданственным грибом” Булгарина (в “Северной Пчеле” 1833, № 213), “Лукою Прохоровичем” Гребенки (1838 г.), “Дочерью чиновного человека” И. Панаева (1839), “Демоном” Павлова (1839) и повестью “За стеной” Ничипора Кулеша (Лит. прибавл. к Русскому Инвалиду 1839, № 21). Сентиментальная разновидность жанра тоже представлена в “Шинели” отдельными чертами, сходными с “Записками гробовщика” В. Ф. Одоевского (в “Альманахе на 1838 г.”), его же “Живым мертвецом” (1838 г.), а также “Перстнем” Гребенки (1841 г.). Приемы комически-гротескного сказа, сложившиеся в законченную стилистическую систему еще в “Повести о том как поссорился”, претерпевают в “Шинели” существенное видоизменение в смысле сочетания с ними совершенно иных приемов повествования, восходящих в прошлом к “Старосветским помещикам”, прочней же всего связанных с “Мертвыми душами”. Для данной повести характерно постепенное высвобождение образа чиновника из-под власти сказового комического стиля, а также последовательно вторгающиеся в нее авторские патетические монологи. Но, по мере такого высвобождения, комизм по контрасту сгущается на окружении героя: на будочнике, кухарке, квартальном, на других департаментских чиновниках и, наконец, на “одном значительном лице”.

Комически изобразив “безчеловечье” среды, Гоголь тем самым “очеловечил” ее жертву (традиционного героя — чиновника), разрешив таким образом ту задачу, которая стояла тогда не перед ним одним, а перед всей русской литературой.

Идея социальной среды приобретала как раз в те годы особое значение в мировоззрении Белинского. Ее же выдвигала одновременно “Шинель” как новый объект художественно-сатирического изображения современного города. Отсюда вся исключительность роли этой повести, наравне с литературными манифестами Белинского, в образовании и развитии “натуральной школы” 40-х годов.

Критические отзывы современников Гоголя о “Шинели” немногочисленны. Белинскому не удалось сколько-нибудь подробно высказаться о “Шинели”. Впрочем, он первый отметил в ней, еще до выхода ее в свет, “одно из глубочайших созданий Гоголя” (в статье 1842 г. “Библиографическое известие”; см. Соч. Белинского, VII, стр. 325, 606). В другой его статье (в рецензии на “Сочинения Николая Гоголя” в “Отечественных Записках” 1843 г.) сказано, что “Шинель” есть новое произведение, отличающееся глубиною идеи и чувства, зрелостью художественного резца” (т. VIII, стр. 90). Говорится о “Сочинениях Николая Гоголя” и в обзоре литературы за 1843 год, но опять лишь вскользь: более подробный разбор их Белинский и здесь откладывает до “особой статьи”, которая не была, однако, написана. И дальнейшие его отзывы о “Шинели” совершенно поэтому случайны. (См. соч. Белинского, т. IX, стр. 238–239 и др.)