Повести

На меня нашло знакомое мне нервно–приподнятое настроение: болтал без умолку, нес всякий вздор, «чудил», чтобы всем было весело. Сначала Миша чувствовал себя смущенным, потом освоился и даже начал шутить. Но я отметил, что он или совсем не бывал на посиделках, или отвык от них. Побыв некоторое время, я встал и сказал хозяйке:

 — Маша, спасибо этому дому, пойдем к другому.

На улице я спросил брата, понравилась ли ему какая-нибудь. Нет, ни одна не понравилась.

«Жених разборчивый», — подумал я.

Мать, узнав от меня, что Миша в самом деле вздумал жениться, совсем преобразилась. Но я взял с нее слово — никому не говорить об этом, особенно куме Мавре. Больших трудов стоит это матери!

Были еще одни посиделки в нижнем конце нашей деревни. Туда я редко заглядывал. Тот конец «не наш». Но я решил сводить туда брата.

Была сильная метель. Мело понизу и сыпало сверху, не поймешь, где дорога. Всюду дымились сугробы. Иногда сквозь вьющийся снег проглядывала мерцающая луна.

Посиделки были в просторной избе. На длинных лавках сидели девки. Одни пряли, другие вязали что-то, шили. Увидев нас, девки перестали работать и с любопытством уставились на моего брата.

 — Генерала привел к вам, девки. Он стрелять и кусаться не будет, а которую поцелует, той только на пользу.

На самом видном месте сидела Паша. Это была одна из тех девок, из-за которых обычно дерутся парни. Часто улица идет на улицу. Приходя на посиделки, я нередко говорил с Пашей, как и со всеми, и не заискивал перед ней, как то делали другие ребята, даже из богатых семейств. И она, зная, что красива, что из-за нее дерутся парни, не гордилась этим; может быть, и гордилась, но не показывала своего преимущества перед подругами.

Паша высокого роста, полная, румяная, с правильными чертами лица. Она всегда держалась очень спокойно и в то же время весело; ее ничто не могло смутить, и, когда на ее счет отпускались слишком грубые шуточки каким-либо парнем, она так отвечала, что парень не знал, куда ему деваться. Семья у них хорошая. Жили безбедно. Паша умела не только прясть, ткать, но и пахать, косить. Словом, выполняла то, что у нас считается чисто мужицким делом.

Свет лампы падал на лицо Паши. Кивнув ей, я усадил Мишу на коник, чтобы он мог разглядеть всех девок, а сам пошел в уголок, где около печки вязала хозяйкина дочь, голосистая, сухопарая, некрасивая Верка.

Разговаривая с ней, я украдкой наблюдал за Пашей и братом.

 — Девки, вы что, петь разучились? Вера, затяни любимую.

Поломавшись сколько надо, Вера полузакрыла глаза, и вот ее звонкий голосок раздался в большой избе:

Э–эх, кабы на цветы да не Мо–брб–озы,
И зи–имой бы цветы расцвета–али.

Десяток вначале несмелых голосов подхватил печально и протяжно:

Э–э-эх, кабы на меня да не кру–учина,
Ни о чем бы я не ту–ужи–и-ла–а.

Потом пришел Данила, хозяин, мужик низенького роста, лицом разительно похожий на нашего огца. Он поздоровался с Мишей и со мной, разделся и присел к брату.

У Данилы на фронте три сына — есть о чем спросить брата. Я пересел к Паше и подмигнул ей в сторону Миши:

 — Правда, хорош?

Паша посмотрела па него из-под гребня.

 — Ничего.

 — Женить хочу его, а невест нет.

 — Как нет, озорник, полна изба.

 — Ему кралю надо. Давай вместе с тобой найдем и женим.

 — Давай, — засмеялась она. — Кого?

 — Ей–богу, не знаю.

И как-то неожиданно для себя я проговорил:

 — Если бы ты сама пошла, мы бы обязательно женили его.

Она бросила на меня такой взгляд, что все лицо мое запылало, но я уже не отставал:

 — Говори, Паша… сразу!

 — О–ох! — чуть вскрикнула она и оборвала нитку.

Веретено упало, покатилось. Миша поднял его, подошел к Паше и протянул ей его острым концом. Он так уставился на нее, да и она на него, что оба заметно смутились. Беря веретено, Паша слегка отдернула руку.

 — Енерал какой… Ладонь проткнул.

 — Покажи, — совсем близко подошел к ней Миша.

Он взял ее ладонь и внимательно осмотрел. Конечно, ничего там не было.

 — Да, насквозь прошло, — сказал Миша, — надо на перевязочный пункт везти.

 — Садись на мое место, — встал я.

О чем Миша говорит с ней? Вижу, Паша, отвечая ему, сначала смущается, затем, быстро бросая на него взгляды, что-то сама говорит. Девки, перестав петь, искоса поглядывают на Мишу. Пет, надо занять их, чтобы не смотрели туда. Снова подсел к Верке и уговорил се запеть «То не ветер ветку клонит».

Возвращались мы с посиделок вместе с девками. Проводив некоторых по домам, я успел шепнуть Паше, чтобы она и подруга ее немного прошлись с нами. Это была попытка узнать — согласится Паша или нет? Вот мы вчетвером. Некоторое время шли вместе, затем я увел от Паши подругу, и Паша осталась вдвоем с братом. Они ушли вперед, а я начал придумывать всякий вздор, чтобы задержать эту совсем неинтересную мне девку…

 — Ну, что? — спросил я Мишу, когда мы возвращались домой. — Приглянулась тебе какая-нибудь?

 — Есть, — помолчав, ответил он тихо и начал расхваливать Пашу, да как! И кому? Мне, который в десять раз лучше знал ее.