— Зачем же? По советской доктрине будут лечить ожиревших буржуев, избавят от бессонницы помещиков, бедноту излечат от нищеты и голода. Чем плоха доктрина?
— Очень хорошо, — похвалил бас.
— Молодец! — подхватил тенорок и расхохотался. — Жму руку.
— У нас до сих пор большевиков нет. Как быть?
— Не торопись, вырастут, — ответили ему.
— Ленин вернулся?
— Тише. Председатель, наведите порядок.
— Открывайте митинг.
— Сло–ова–а! — прогремел голос.
Товарищи, — говорю им, — на все вопросы ответить я не могу, одно ясно: власть из рук буржуазии вырвали рабочие. Временное правительство, которое не отдавало крестьянам помещичью землю, свергнуто. Здесь в уезде земская управа посадила в тюрьму большевиков, но солдаты–фронтовики их освободили, а заодно сьергли и земство. Вот и все.
— Официальное подтверждение будет?
— С печатью? — спросил я.
— Совершенно верно.
— Да, дело революции подтвердим и печатью.
Скоро в помещение вошли Михалкин и Рахманов.
— Что случилось, товарищ Михалкин?
— Звонить своим отрядам будем, — ответил мордвин. — Человек по десять мордвы и татар вызвать. Слышал? Начальника милиции изловили, а воинский скрылся. Надо ухо востро держать…
37
Комнатушка, которая громко именовалась редакцией газеты «Светоч», находилась в самом дальнем углу земской управы.
— Итак, Павел, начнем делать газету, — говорю своему другу.
— Будем, но только с чего ее начинать?
— Я знаю столько же, сколько и ты.
Сторож привел к нам человека со странным названием: «выпускающий». И сам человек тоже странный, желтолицый, с опущенными рыжими усами, косоплечий. Поздоровался он густым грудным голосом, охотно принял папиросу.
— Скажите, вы хорошо знакомы с газетным делом? — спросил я.
— Целиком, — ответил он. — Вы — редактор?
— Пожалуй, да. Но я в этом деле ничего не понимаю.
— Вы хотите моей помощи? Охотно! Как назовете газету?
— Пока не придумали.
— Эсеровская была «Светоч», а вы — «Зарево».
— Не–ет, не нравится. Назовем проще: «Большевик».
— Хорошо, пойдемте в типографию.
Во дворе, в низком каменном здании, находилась типография. В ней было человек шесть рабочих. Впервые я увидел печатный станок. Один из рабочих приводил его в действие ногой. По диску, величиною с большую. сковороду, ходил валик: печатали бланки.
В типографии холодно, мрачно, пахнет свинцом, краской, керосином. Двое рабочих стояли перед ящиками с квадратными отделениями.
— Это кассы, — пояснил выпускающий. — Только в них не деньги, а свинцовые буквы. Хотите, познакомлю со шрифтами? Их немного. Типография бедняцкая, как и полагается уезду.
Он начал показывать мне все, что тут было. Но меня терзал вопрос, как приступить к выпуску газеты.
— Пустяки, — ответил он, — только материал дайте.
— Материал соберем, но как его расположить?
— Вы мне доверяете?
— Конечно.
— Вас не смущает, что я выпускал «Светоч»?
— Хотя бы «Дым ада». Вы, надеюсь, не эсер?
Рабочие засмеялись. Усмехнулся и он.
— Видите ли, — совсем низким басом заговорил выпускающий, — я, как бы вам открыться… я особа другого характера. Проще говоря, я особа духовная.
— То есть?
— Псаломщиком кладбищенской церкви пять лет был. А свергли царизм, и я сверг себя. Судите.
— Да не судимы будете, товарищ псаломщик. Итак, работаем вместе.
— С превеликою охотой. Склонность у меня к печатному делу с колыбели, можно сказать. Семинарскую газету в подполье выпускали… воззвания. За то и был в оно время изгнан из рая.
— Ого! Вы пострадавший от проклятого царизма? — смеюсь я. — Совсем хорошо. А как насчет большевиков помышляете?
— Видите ли, — начал он, — я на все привык смотреть исторически. Знаком с программами всех партий. Читал Ленина и Плеханова…
— Словом, договорились. А вы, товарищи рабочие, как? — обратился я к ним. — Будем крутить эту дьявольскую машину?
— Эту не будем. У нас получше есть, — ответил заведующий. — Александр Петрович, — назвал он выпускающего, — покажем большевистскому редактору «королеву»?
В соседней комнате, более чистой, находился особый станок с огромным маховым колесом, валами, разными шестернями.
Они тут же показали мне, как работает эта машина. Хорошо работает. Особенно меня, не видевшего машин, поразили длинные деревянные плоские пальцы, которые подают бумагу, аккуратно кладут ее на доску набора и снова возвращаются на свое место.
Мы вернулись в редакцию.
— Теперь, Александр Петрович, скажите, какой материал труднее всего собрать?
— Вести с места. Статьи, а тем более постановления, приказы, это само потечет, а хронику из волостей, сел и деревень надо наладить, ибо хроника — соль газеты, дыхание жизни, ключ времени.
— Вон как. В чем же ее суть?
— В подборе. «Светоч» печатал только о благополучных делах в селах, об успешных выборах в земства, о том, как мужики, боготворя Временное правительство, не трогают помещичью землицу. Если же где землицу отберут, сие не прощалось, и «Светоч» грозил карой не столь небесной, сколь тюремной.
— Словом, «Светоч» надо было назвать «Тьмой»?
— У вас, предполагаю, будут затруднения с корреспондентами. Старые привыкли писать так, как я говорил. Некоторым придется повернуть свои мозги на полглобуса.