Повести

Они изо всех сил бежали вверх.

Уже через четверть часа их лица взмокли от пота, шаги стали короче - беглецы изнемогали. Сосняк

кончился. Они выбрались на пологий травянистый косогор. Тут, очевидно, проходила верхняя граница

леса, и дальше высились голые, обросшие мхом скалы, глыбы камней, да высоко, в самом небе, был

виден серый, будто крыло куропатки, присыпанный снегом хребет. Подъем становился все круче и

упирался впереди в отвесную скалистую стену, приблизившись к которой Иван понял, что взобраться

наверх тут не удастся. Тогда он свернул и побежал вдоль этой гигантской преграды в поисках удобного

для укрытия места. Все время его точило сомнение - от австрийца теперь можно было ждать всякого.

«Только бы не собаки, только бы не собаки», - думал Иван, с безысходной ясностью сознавая, что если

немцы пустят собак, им уже не уйти.

Продолжая бежать по косогору, он то и дело поглядывал вниз. Там словно на ладони раскинулся весь

этот лесистый склон: широкое ущелье, где они провели ночь, сосняк, на краю которого приютился дом с

высоким каменным фронтоном и длинной деревянной галереей вдоль стен - видимо, усадьба лесника. С

минуты на минуту он ждал, что там появятся немцы, но те почему-то опаздывали, и возле усадьбы было

глухо и пусто. Не видно было и лесника, наверно, он еще не поднялся снизу. В эти несколько

напряженных минут Иван ожесточенно проклинал тех, по чьей воле он вынужден был пойти на такое

дело. Разве он разбойник с большой дороги или грабитель? Зачем ему останавливать этого мирного

толстяка, угрожать ему пистолетом и тем более грабить, если б не война, не плен, не бесчеловечные

издевательства и унижения, не то, наконец, на что он решился ради своей жизни, ради Джулии, ради

этого австрийца тоже?

Обходя огромные камни на травянистом лугу, они взбежали на взлобок и невдалеке, в скалистой

стене, увидели узкую щель расселины, которая вела куда-то в глубь каменных недр. Ивана это

обрадовало. Он подумал, что там, возможно, есть ручеек, который позволит запутать следы, да и самим -

чувствовал он - надо было куда-то прятаться, так как каждую секунду могли появиться немцы. Иван из

последних сил бежал по траве, за ним, изнемогая, но терпеливо перенося усталость, бежала Джулия.

Ободрав в колючих рододендроновых зарослях ноги, они вскоре пробрались в расселину, но ручья, к

сожалению, в ней не оказалось. Это было глухое, дикое место, где царил сырой душный мрак, с крутых

каменных стен свисал колючий кустарник, в щелях между камнями пробивались пряди жесткой травы.

Внизу валялись старые кости; вспугнутая людьми, со свистом шарахнулась в глубь расселины какая-то

ночная птица. Очень неприветливым показалось им это место, но то, что они все же успели добежать

сюда и спрятаться, несколько успокоило Ивана. Он замедлил шаг, взобрался на обомшелую каменную

плиту и подождал Джулию. Взмахивая для равновесия рукой, девушка по камням бежала к нему, ее

короткие черные волосы спутались, лицо горело от бега и усталости, а в глазах, когда она взглянула на

Ивана, вместо обычной для нее игривости блеснул страх.

- Санта мадонна! Ми уходиль, да? - спросила Джулия.

Он нетерпеливо бросил:

- Давай быстрей!

- Что ест бистрей? - не поняла девушка.

Иван не ответил. Тяжело дыша, Джулия подбежала ближе, и они по камням двинулись дальше.

- Много карашо фатер! Комунисто фатер! - с радостью сказала она.

- Какой там коммунист! - с досадой отозвался Иван. - Человек просто.

- Си, си, человек. Бене человек22, - согласилась девушка, пробираясь вперед. Он в это время

вслушивался в звуки снизу и не мог оторвать взгляда от зажатой у нее под мышкой буханки. Джулия

инстинктивно почувствовала его взгляд и обернулась:

- Эссен? Хляб, да?

Она быстро отломила от буханки краешек корки и протянула Ивану. Он не колеблясь взял, жадно

откусил раза два и проглотил. Надо было торопиться. Сзади вот-вот могли появиться немцы, но он уже

не мог не думать о хлебе, стал угрюм и медлителен. И Джулия, поняв, остановилась, присела, прижав

буханку к груди, быстрыми пальцами отломила от нее больший кусок, который услужливо сунула Ивану в

его широкие, огрубевшие ладони. Крошки, осыпавшиеся на полу куртки, тщательно собрала в горсть и

бросила себе в рот.

Иван, бережно взяв хлеб, повертел его в руках, будто рассматривая, исподлобья тайком взглянул на

буханку и начал старательно разламывать кусок на две части. Затем, как бы взвесив на ладонях, одну

половину протянул ей. Она не отказалась, усмехнулась и быстро взяла:

22 Да, да, человек. Хороший человек (итал.).

15

- Данке. Нон, грацие - спасибо!

Жадно жуя, он не ответил на ее благодарность.

Они полезли дальше. Девушка также молча начала есть, но хлеба было очень мало, крохотные

кусочки его лишь раздразнили их аппетит, и вскоре Джулия резко обернулась к своему спутнику:

- Руссо! Давай все-все манджаре!23 Си?

Глаза ее в веселом прищуре загорелись прежней озорной живостью, пальцы впились в начатую