Повести. Дневник

Странный день и вообще странные дни! Неспособность к работе, вещь со мной довольно редкая, дошла сегодни до небывалой степени. Передо мной свободный месяц, бумага, перо, начатые вещи, и при этом внутри меня что-то сухое, безжизненное, отдаленное от творчества на неслыханное расстояние. Стоит прочесть эти четыре строки и дневник за 10 число, чтоб убедиться, до какой степени я стал плохо писать самые простые вещи, как у меня мысль не вяжется с мыслью, как мой слог делается неестественен, вял и запутан! А в то же время рассудок приказывает заниматься, повторяет Джонсонову фразу — all is possible to he, who sits himself to work doggedly[748]. Другие расчеты тоже нудят к труду, — но перо как-то не пишет, фантазия ничего не вымышляет, на место быстрого, ровного и хорошего рассказа едва льются тягучие, глупые периоды! А между тем дни идут не скучно. Вчера провел вечер с Ар<иадной> Ал<ександровной>, она крайне мила, домой ехал в сумрачную ночь, по лесу и, сам не зная почему, чувствовал как будто суеверный и во всяком случае ребяческий страх.

Вчера же начал читать Шекспира и сегодни кончил «Merry Wives of Windsor»[749]. Из всех великих — Шекспир мне не дается, в том надо признаться с сокрушенным сердцем. О том, как мне претят его метафоры, я говорил где-то в печати и, если придется, готов опять говорить. Гомер дался мне, странное дело, почти без труда, к Данту я прилепился на первый же месяц чтения, Рабле оставил на мне вечные следы, но Шекспира я знаю уж как давно и чту его скорее головой, чем сердцем. Так и теперь, отдавая справедливость «M W of Windsor» и с приятным чувством читая многие места комедии, — я вовсе бы не удивился, если б кто из наших современников сочинил вещь совершенно такого же сорта. Конечно, страшно подумать а том, что-все мастерство в этой комедии заметное досталось человеку, жившему во время Елисаветы, но для искусства чистого этого мало. Аристофан в жалком французском переводе повергал меня в пароксизмы хохота, а лучшая из Шекспировых комедий едва заставила меня раза три, четыре улыбнуться при ее чтении. Из всего этого следует, что моя способность понимать поэзию не ладит с поэзиею Шекспира, — так иной порядочный художник не понимает Рафаэля. Поработаем еще над собою и в случае неудачи отойдем от труда по крайней мере с сознанием того, что нами было немало сделано для его понимания.

17 августа, вторник.

14-го числа по условию ждал гостей, для того чтоб по примеру прошлого года съездить компаниею в Долотский погост. Но Маслов не явился, не взирая на свои многократные уверения, приехали же Софья Александровна с мужем и Сталь. Вечерняя беседа была очень приятна, и наутро все мы встали довольно рано, Томсон же с супругой явился по своему необыкновенному обыкновению в то время, когда весь дом еще спал. В половине одиннадцатого двинулись все в дорогу в трех колясках и, как погода стояла добропорядочная, так совершили путь недурно. Ни Мейера, ни <...> Трефорта, ни Обольяниновых, ни Н. Блока на торжестве не было, а к нашей компании пристроились только Покульский и хлыщичко Максимов. Надежды Дмитриевны — увы! — не было; по словам ее бабушки, она совсем собралась ехать и захворала. Oime![750] где-то я ее опять увижу?

Несмотря на все это, увеселение прошло как следует, дамам весьма понравились и местность, и завтрак на траве. Гости от нас уехали вчера после обеда, и так как я именно нахожусь в том положении, когда мне бывает нужно находиться с людьми во что бы ни стало, — то их пребыванием я весьма доволен. Нечего говорить о том, что работы мои страдают.