Повести и рассказы

- Вот… билеты! Купил… - сказал Глеб, садясь рядом со мной.

- Не думаешь ли ты так дешево откупиться? - шепнул я ему.

И сразу же пожалел о своей необдуманной фразе: ведь расследование еще не было закончено. Значит, никакой грубости! Я все должен раскрыть до конца.

Только вежливо, без насилия!

Вагон был пустой… Я пошел в самый конец, сел на лавку и позвал:

- Глеб, если хочешь, подойди, пожалуйста. Если хочешь… Он подошел и снова сел рядом.

- Нет, сядь напротив: я должен видеть твое лицо. Займемся мотивами…

- Какими? - спросил он, вздрогнув. И пересел.

- Мотивами преступления.

- Ты потом все Наташе…

- Ни за что! Никому! Можешь быть абсолютно спокоен. И откровенен, как с родным человеком!

- Нет, пусть она обязательно… Я не хотел, чтоб ее мама… Я по другой причине. - Глеб неожиданно громко, прямо на весь вагон крикнул: - Наташа!..

Она подошла и села возле него.

- Я думал все выяснить тайно, но Глеб хочет, чтоб и ты слышала, знала…

- Что слышала?

Я уже не злился на Глеба: он дал мне возможность рассказать Наташе обо всем, что я выяснил там, в подвале, обо всех своих догадках, находках, открытиях. И я рассказал… Ведь он сам попросил об этом!

- Пойдем дальше, - сказал я. - Итак, мы установили, что Нинель не звонила.

И ехать сюда нам одним не разрешала. А кто же звонил? Не торопись.

Хорошенько подумай!

- Моя двоюродная сестра, - еле слышно признался Глеб.

- Так, так, так… Вот, значит, зачем ты из всех болезней выбрал для Нинель именно ангину: болит горло, голос хриплый и не похож. Понятно, понятно…

Зачем же тебе нужно было, чтоб мы поехали без нее? И чтоб все думали, что Нинель разрешила? Не торопись. Правду, одну только правду! Ничего, кроме правды!..

- Мне мама рассказала про собрание… Там некоторые родители… За то, что Нинель нам самостоятельность… Ну, разрешала одним ездить на стадион и вообще… Говорили, что если она еще…

- Стоп! - крикнул я, потому что испугался, как бы Глеб все до конца не раскрыл, не рассказал сам.

А между тем догадка озарила меня так ярко, как никогда еще раньше не озаряла! И я мог продолжить его рассказ, окончательно доказав, что прозвище свое ношу недаром, не просто так.

- Следите за мной! - торжественно сказал я. - Следствию все абсолютно ясно.

Конечно, я должен во всем сомневаться. Но я не сомневаюсь, что было так…

Именно так! И никак иначе! Ты, Глеб, решил: если Нинель еще раз предоставит нам самостоятельность (да еще какую: разрешит одним ехать за город!), родители добьются, чтобы она ушла из нашего класса. Тем более, что она молода и прелестна, нету опыта и так далее. Пойдем дальше! Все мы слышали, что она звонила. Хоть звонила твоя сестра… А если бы Нинель и доказала, что не звонила, ей все равно сказали бы: «Вы приучали их к самостоятельности - и вот результат!» Знаем мы наших родителей! В общем, твоей целью было всех их разволновать! Так, так, так… Состав преступления налицо! Ты хотел, чтоб мы не успели на электричку, и попросил Племянника запереть нас в подвале. А следующая электричка вот эта. Мы возвращаемся чуть ли не ночью… Родители в панике! Нинель уходит. А к тебе, наоборот, все снова приходит: кружок имени дедушки, уголок имени дедушки… Ты снова выступаешь с воспоминаниями о своем дедушке, опять становишься почетным членом кружка! И вообще самым почетным в классе… И даже во всей нашей школе!

Глеб молчал. Расследование было закончено. И тут уж я позволил себе сказать:

- Это подлость.

Наташа покачала головой.

- Он не так уж и виноват.

- Он?!

- Конечно… Глеб был раньше совсем другим. А потом не смог отказаться от того, к чему мы его приучили. Мы сами! Он любил собак. Но мы заставили его о них позабыть…

- О, как ты добра! - крикнул я.

В пустом вагоне мой голос усилился, и все обернулись. Миронова подняла руку. Но я ей слова не дал.

- Очень страшная история… - тихо, чтоб никто, кроме нас троих, не услышал, сказала Наташа.

- Еще бы: столько часов просидели в подвале!

- Это не так уж страшно.

- Не так уж? А что же страшно?

- Когда начинают ни за что ни про что восхвалять человека!

- А как быть с Нинель? - спросил я. - Вдруг некоторые родители все же поднимут шум: «Предоставила самостоятельность - и вот результат. Приехали ночью!» Мама Покойника, например…

- Возьмем мам и пап на себя, - сказала Наташа. - Объясним, растолкуем! Дети должны отвечать за родителей.

Это была прекрасная мысль. И все-таки я сказал, кивнув на Глеба:

- Расследование закончено, обвинительное заключение есть. По всем законам должен быть суд.

Волнение душило Глеба и чуть было не задушило совсем. Румянец покрыл его лицо, но он уже был не ровный, не бархатный, а нервный, пятнистый. Плечи его судорожно вздрагивали. Предчувствие предсказывало мне, что он вот-вот разревется или, вернее сказать, разрыдается.

- Слезами горю не поможешь, - сказал я. - Так учит народная мудрость.

- Глеб помог нам не слезами, - сказала Наташа. - Он один спустился в подвал к Племяннику, который мог бы… Неужели ты забыл, Алик? Ведь ты же сам это придумал! Как и все остальное…