— Так вот, я собрал интересный материал о жизни и устремлениях наших общих знакомых. Теперь осталось малость: объявить им об этом и потешиться над реакцией! «Нет, не точка. Засадить их в тюрьму — это навсегда упрятать тайну. Тайну знает Ходанич, может быть. Хомяков. Это тайна убийства. Это точно! Их надо судить не за фарцовку, а за убийство. Нет пока все не раскрою, никто не прочтет: ни в милиции, ни в редакции». Чашка замерла у губ.
— Не все, Гена, не обалдей от задумок! Я подкину тебе материал посущественнее. Тебе нужны доказательства, факты, свидетели. И тебе, надеюсь, будет небезразлично узнать об их отношениях между собой.
Светлана быстро встала и подошла к столику. Взяла пачку фотографий, отобрала некоторые и протянула Ткачуку.
— Это иллюстрации к их безмятежному времяпровождению, а также и неопровержимое доказательство. А теперь чуть–чуть послушай…
Между Хомяковым и Ходаничем, хоть они и неразлучны, нет единства. Ходанич лидер, он управляет волей и действиями Хомякова. Василий тащит весь груз махинаций на своем горбу, если так можно выразиться, а питается грибами отсосиновиками, тогда как лавры достаются Ходаничу. Первый понимает, что идет в дураках, но ничего поделать с собой не может. Ходанич слишком опутал его. Да и Василий в принципе, доволен, под руководством Ходанича он живет прелестной жизнью. И все же Хомяков ищет пути избавиться от своего опекуна, а во мне он увидел спасительный кораблик. А вот Ходанич увидел во мне прекрасную партию, и между ними кипит настоящая война, о которой они естественно вслух не говорят. Борются они за право быть первым, то есть за право стать моим мужем, и тогда перед ними откроются сказочные перспективы. Кто будет счастливчиком? — Светлана хитро подмигнула Генке. — От Хомякова я получила три предложения, от Ходанича пока одно. А когда они встречаются у меня вместе, молчат. Как это смешно? — Светлана непринужденно расхохоталась.
Геннадий посмотрел фотографии.
— Я возьму их?
Девушка утвердительно кивнула. Генка положил их во внутренний карман пиджака.
— Ну, шпионка! Ну… молодец.
— Давай, отвлечемся от наших «друзей». Не слишком ли много чести?
— Есть, товарищ командир, отвлечься. Рисунки свои покажешь?
— С удовольствием.
Светлана сняла со стены маленькую картину в самодельной рамке.
— Это единственное, что могу показать, обычно дарю.
Генка приблизился к девушке, встал за спиной и внимательно разглядывал изображение.
Мазками, в стиле экспрессионистов, обнажилась по весне от снега жирная земля.
Звонкие ручьи, мутные и грязные, пели на проталинах. Но весеннее солнце не создавало бодрого настроения, а наоборот душу грызли скука и грусть.
— Искусство в гораздо большей степени скрывает художника, чем раскрывает его, — вынес Генка свой приговор и добавил, — это не мои слова, по–моему их сказал Оскар Уайльд, посмотрев бы твои работы.
Светлана обернулась и одарила Генку нежным взглядом.
— Давай потанцуем.
Теперь настала очередь пожать плечами Генке. А Светлана уже меняла пластинку на диске проигрывателя.
— Я люблю Аллу Пугачеву. Не возражаешь?
— Нет.
Обнявшись, они медленно кружились на месте.
— Нет, это финиш! — воскликнула она. — С курсантом я еще не танцевала.
— Кстати, о курсантах. Честно говоря, не в мой адрес, но анекдот классный… Прибегает девочка домой и сообщает маме, что выходит замуж, мама хладнокровно спрашивает: «За кого?» «За курсанта, мама»; мать хватается за голову. «Ой–ой–ой! Может ты чуть подождешь, мы тебе человека найдем?!»…
Светлана ничего не сказала на замечание Генки. Незаметно они остановились и просто посмотрели друг на друга; Геннадий подчиняясь, как ему показалось, гипнотическим глазам Светланы, нежно поцеловал ее. Они снова сидели; Генка в кресле, Светлана на диване.
— Что ты думаешь обо мне?
— Определить, значит, ограничить, — дипломатично уклонился он от ответа. Светлана глубокомысленно промолчала, поняв Ткачука. И Генка понял, что раскрыт: — Хорошо, постараюсь ответить с помощью того же Оскара Уайльда: «Когда человек счастлив, он всегда хорош. Но не всегда хорошие люди счастливы».
— Очень мило. Они рассмеялись.
— Знаешь, когда я шел к тебе, честно говоря, заготовил такую речь, думал поспорить с тобой по вопросам взглядов на жизнь. А сейчас чувствую себя полным идиотом. Не знаю даже, что говорить девушке, дабы ей не наскучить. Небывалый случай в моей богатой жизни! — Генка одухотворенно размахивал руками…
— Спорить бесполезно, твой же любимый, как я заметила, Оскар написал: «Спорят только безнадежные кретины».
Светлана ничего не говоря, вышла из комнаты, а через минуту на столе очутился кофейник.
Возвращаясь к старой теме, Геннадий как бы невзначай напомнил: — А я бы с удовольствием послушал мнение постороннего о себе.
— Ха! Кабальеро! Пойми, объективно тебе в глаза никто ничего не скажет. Если будут критиковать, то незаметно вытащат на свет и что–то хорошее, но оно будет несущественным. А если начнут хвалить, то влезут в такие дебри…, — Светлана махнула рукой.
— Лучше поговорить, например, о Хомякове и Ходаниче. Здесь мы найдем больше истин.