Повести и рассказы

Брат Антоний видел со своих высот, как заплутавшие путники укрылись в пастушьей хижине, как утром мужчина и женщина погрузили на лошадь тюки и ушли, как тот, что остался, выходил на мороз без шапки и, застыв, подолгу вглядывался в безмолвное белое пространство — наверно, надеясь, что за ним придут.

Брат Антоний несколько дней наблюдал за Митрофанушкой. С крючковатым носом, седыми бровями-клоками и круглыми недобрыми глазищами он был похож на объевшегося филина, который презрительно смотрит, как хлопочет мышь среди опавших желудей и листьев. Ночью брат Антоний услышал волчий вой. Монелла лаяла и жалобно скулила. Кряхтя, старик сполз со своего жёсткого ложа, зажёг фонарь и пошёл смотреть, что там опять происходит в этом суетном мире. Пастушью хижину окружили волки. Вожак прыгнул на крышу. Огромная луна обливала горы серебряным светом. Если бы брат Антоний ходил в Ла Скала, то ему бы показалось, что всё это похоже на театральное представление с искусно освещённой сценой, на которой происходит что-то очень волнительное (в ложах мерцают свечи, воск капает на шляпы зрителей партера). Со своего пятого яруса старик видел, как звери рыщут вокруг лачуги и пытаются в неё проникнуть. Для отпугивания волков и демонов у отшельника были заготовлены вязанки хвороста, политые смолой. Брат Антоний, путаясь в полах своего рубища, ругаясь, злорадно посмеиваясь и бормоча отрывки псалмов, вытащил из сарая несколько вязанок, поджёг их и пустил катиться с горы — к хижине, сердечно прося святого Иакова отвернуть пылающие шары от драночной крыши. Плюясь искрами, огненные саламандры с треском и гудением бежали, подпрыгивали, летели, прочерчивая темноту жёлтыми хвостами и языками. Покровитель пастухов не подкачал: горящие вязанки остановились в двух шагах от хижины. Волки разбежались.

* * *

Митрофанушка вбил в трещину последний гвоздь, накинул на него петлю, подтянулся, вылез на площадку и сел, свесив ноги над пропастью. Взглянув на огромный мир, раскинувшийся далеко внизу, перекрестился и засмеялся. Он был выше всех. «Эх, видела бы меня бабушка! Вот кто теперь дикой Арлекин». От разрежённого воздуха кружилась голова. Внизу суетился муравьишкой брат Антоний. Святой молчальник потрясал кулаками и ругался на Митрофанушку — зачем полез в опасное место? В глубине души отшельник завидовал Митрофанушке: в молодости он и сам хотел забраться на эту вершину, но не мог, потому что из снаряжения у него был только молитвослов. Митрофанушка же раздобыл в деревне всё, что нужно для восхождения: верёвку, молоток, мощные крюки и гвозди. Летом вольной птицей и диким Арлекином он спускался с гор и прогуливался по деревенькам. Там его приветливо встречали: люди знали, что этот великан пришёл из дальних стран и вот уже три года как живёт в пустыни у брата Антония — заботится о старике. Люди охотно дарили Митрофанушке еду, одежду и всё необходимое для жизни в горах. Чтобы отблагодарить деревенских жителей, Митрофанушка ходил с ними валить лес, выкорчёвывать камни. Да, видела бы сейчас Митрофанушку бабушка! Разве узнала бы она своего пухлого внучка в обросшем густой бородой и длинными волосищами мускулистом загорелом мужике, который диким козлом скакал по горам, не обращая внимания на предусмотренные тропинки, змейкой вьющиеся среди колокольчиков и столбиков горечавки. Огромные изумлённо пялящиеся синие глаза — вот всё, что осталось от прежнего Митрофанушки.

По вечерам у каменного фонтанчика, где брали воду, Митрофанушка присаживался на завалинку, и тут же вокруг него собирались собаки и дети — послушать великанские грустные песни и весёленькие прибаутки. Митрофанушка заводил заунывно — сначала тихо, раскачиваясь, будто в лодке, плывущей по морю, потом вставал во весь рост и громко пел на всю деревню: