Повести и рассказы

Наконец-то приехал отец Иоанн. Мои рыльца его развеселили. Историю с колдовством он, как человек просвещённый, всерьёз принимать не хотел, однако торжественно освятил дом в присутствии Коли, Бориса и нас с Маней. Что касается Коли, то стена с гвоздями и рыльцами ввела его в полный ступор — ничего подобного он в жизни не видел. Бабушку свою, Марью Ильиничну, он очень любил и всё вспоминал, как она лечила его, маленького, травами и приговорами. Это давало повод надеяться, что если Марья Ильинична и была колдуньей, то доброй, и вреда никому не чинила. Коля силился вспомнить колдовские слова, которые бабка твердила, когда он лежал, простуженный, в кровати. Он всё ходил и бормотал:

Через ножик вино переливаю,
От раба Николая прочь ангину отрезаю.

5

Шло время. Я приводила в порядок дом — что-то мыла, что-то красила, жгла в саду ненужный хлам. Вскопала землю под окнами, посадила луковицы тюльпанов, нарциссов и, мечтая о том, как они распустятся весной, не верила своему счастью.

Приближался октябрь. Отец Иоанн опять уехал. Мы остались одни и, бывало, целыми днями никого не видели, кроме тощего пьяницы, — он каждый вечер проходил мимо нашего дома в сторону Опечка. Но вскоре кое-кто стал часто к нам наведываться. Первое её появление мне запомнилось надолго. Ну и нагнала же она страху! Была полночь. Маня спала, как водится, у меня под боком. Я смотрела в тёмное окно, слушала шум дождя и думала о чём-то нехитром — наверно, о каких-нибудь преобразованиях в домашнем хозяйстве.

Вдруг в сенях послышался жуткий грохот. Кто-то скрипел дверцами старого шкафа, заменявшего нам холодильник, стучал, прыгал и ронял предметы. У меня кровь отхлынула от сердца — что же это там за зверь такой? Что за грабитель? Мне вспомнился рассказ Коли о том, как его дедушка прихлопнул дверью крысу, которая была так велика, что, дохлая, едва помещалась в двенадцатилитровое ведро. Но даже очень большая крыса не смогла бы наделать столько шума.

Я вышла в тёмные сени и крикнула: «Кто там?» Шум затих. Дрожащей рукой пыталась нащупать выключатель, и тут увидела наверху, у входа на чердак, два страшных зелёных огня — два злобных глаза вурдалака. Наконец зажёгся свет. Кошка была большой, огненно-рыжей. В зубах она держала добычу — мешок с творогом и сыром. Воровка замерла, пристально глядя на меня. Я вернулась в комнату, налила в блюдце сметаны и снова вышла в сени, надеясь совершить обмен. Полезла по лестнице на чердак. Тут кошка скакнула в темноту и исчезла вместе с мешком.

Я недолго оплакивала потерю. На чердаке — а там я оказалась впервые — нашлось множество сокровищ, главными из которых были настоящий ткацкий станок, веретёна, прялки и мотки разноцветной шерсти. Ещё там валялись пыльные рамы с фотографиями старухи в чёрном платке, старика в полосатом пиджаке и двух молодых женщин, одна из которых — светловолосая, с косой через плечо — так насторожённо глянула на меня при свете фонаря, что стало не по себе. Судя по всему, это были Колины предки. Я решила отдать ему портреты. А мотки и веретёна перенесла в комнату — для Маниного развлечения.

На следующий день кошка снова пришла. Она спокойно сидела на старой скамейке под ивой и внимательно смотрела на нас умными глазами. Мы предложили ей каши, но она от неё отвернулась. «Видимо, наелась творогом», — решила я тогда, однако вскоре нашла за домом украденный ночью мешок. Хранившиеся в нём продукты не были даже надкушены.

С тех пор кошка появлялась каждый день. Она по-хозяйски разгуливала по всем комнатам. Любимым её местом была печка. Она запрыгивала на неё и делала вид, что дремлет, но на самом деле зорко следила за тем, что происходит в доме. Эта рыжая тварь ничего не хотела есть — отвергала все наши подношения. Наверное, она питалась мышами. Мы часто видели, как она с хищной мордой проносится по саду.

6