— Ты составил бы себе философию цифр и чисел, — продолжал Евтей, более и более разгорячаясь, — ты узнал бы, почему иные месяцы счастливы, иные несчастливы. Вот, например, прошедший октябрь был длинный месяц, нынешний ноябрь опять длинный, будущий декабрь еще длиннее, следующий январь равномерно длинный. Ну, посуди сам, не будь ты писательная машина, не мог ли бы ты открыть, что это сцепление длинных и длиннейших месяцев есть просто несправедливость, обида для нашего брата? Не мог ли бы ты понять, что следующий затем отдаленный февраль есть наилучший из всех месяцев, составленный ровно из двадцати осьми дней, что этот февраль блаженный, благородный месяц, он один создан для чиновников, для нашего брата, а прочие все для просителей и кредиторов.
— Фантазия! Философическая фантазия! — отвечал Евсей. — Мы с тобою не убавим ни одного дня в длинных месяцах, так не из чего и горячиться!
После краткого молчания друзья снова заговорили.
— Знаешь ли что? — сказал Евтей, обращаясь к Евсею.
— А что? — спросил Евсей.
— Человек имеет свободную волю? — спросил Евтей.
— Не знаю! — отвечал Евсей.
— Ну, так я тебе скажу, что человек имеет свободную волю!
— Так что же?
— Я женюсь!
— Ого! стало быть, большое приданое?
— Погоди! Прежде всего надобно определить точку, с которой должно смотреть на женитьбу. По-твоему, для чего женятся люди?
— Для размножения нищих, по закону Магометову, и для приданого, по европейскому обычаю.
— Да! А если нет приданого?
— В таком случае те, которые женятся, — дураки и философы!
— По-твоему, приданого ничем заменить нельзя?
— Можно, если жена будет состоять под высоким покровительством. Иное покровительство стоит приданого! На ком же ты женишься?
— Скажи мне прежде, как по-твоему: у человека, кроме свободной воли, есть и разум?
— Не знаю!
— Ну, так я тебе скажу, что у человека есть и разум!
— На ком же ты женишься?
— Я женюсь… Вот, видишь ли, Евсей, так как у меня есть свободная воля и ясный разум, то я сообразил все и вижу, что нашему брату должно жениться не теоретически, а практически… Нужды нет, что существуют какие-то понятия… понятия — вздор! они не факты, не дрова, не свечи!
— А на ком?
— К тому-то и ведет мой аргумент, что я женюсь как человек мыслящий, обладающий железною волею и ясным разумом, я женюсь на Анне Алексеевне!
— На
— Да, на той!
— Каким же это образом? А генерал?
— Генерал вошел в мое положение и хочет вывести меня в люди посредством Анны Алексеевны.
— Генерал добрый человек. И ты уже решился?
— Я сказал только, что предаю судьбу свою великодушному попечению его превосходительства и сделаю все, что он признает за благо; но все-таки неприятное положение!.. И если б я не имел железной воли!..
— А что?
— Ведь у нее, у Анны Алексеевны, и…
— Это не беда! Толк не в жене, а в повышении. Кстати уже, скажу тебе откровенно, что и я женюсь…
— Неужели? Вот что кстати, так кстати! А на ком?
— На ком! Вот, видишь ли, Евтей, у меня тоже есть кое-что щекотливое относительно… Да что делать… начальство принимает участие!
— Ну, уж нечего и говорить! Нынче век таков! А на ком?
— На Каролине Ивановне!
— На
— Да, на той!
После этого разговора коллежские секретари разом, будто автоматы, движимые одною пружиною, поднялись с кроватей, в полчаса кончили свой туалет и, облекшись в установленную форму, спустились с Петербургских вершин долу и молча разошлись в разные стороны — один для переписывания против воли, другой для сочинения против натуры.
Первого ноября, в четыре часа пополудни, тот же из коллежских секретарей, который назывался Евтей, шел из-под арки Главного Штаба в Морскую, имея в ветхом бумажнике только что полученный красный новенький билет в десять серебряных рублей, составлявших его месячное жалованье. В его веселом, улыбающемся лице, в его глазах, одушевленно обращавшихся от предмета к предмету, ясно отражалось высокое, неизъяснимое киргизам и откупщикам блаженство, даруемое человеку незначительного ранга единожды в месяц, первого числа, и покупаемое долгим, томительным постом и воздержанием от всех благ Петербурга, великолепно освещенных, искусительно выставленных, соблазнительно ходящих и взирающих по всему пути от места службы до места жительства.
Дойдя до Невского проспекта, Евтей Евсеевич остановился и, глядя то